Воспоминания военного контрразведчика - Александр Александрович Вдовин

с носом. Через неделю, дорогая Луиза, Джонни вновь приглашает на прогулку. Мы отъехали от Вашингтона на пять километров, Джонни нашел замечательную лужайку. Поиграли, пошутили, посмеялись, послушали музыку и Джонни начал приставать. Милая Луиза, ты знаешь, ноги — мои лучшие друзья, я решительно встала и пешком вернулась домой. Прошла неделя, Джонни опять приглашает меня, отъехали уже на тридцать километров, нашли очень уютную лужайку, выпили, хорошо закусили под замечательный джаз, Джонни нежно начал приставать, но более настойчиво. Ах, Луиза, ты же знаешь, даже лучшие друзья, и те расходятся.

Янки дружно расхохотались — чуть сдержанно резидент, более раскованно и громко смеялся довольный Кейн. — Débaucher une jeune fille trés pure[25], — саркастично добавил Кейн.

— Вот и наши подозрения о Нади подтвердились. Это не вавилонская блудница, а квалифицированный агент ЦРУ.

Резидент неожиданно поднялся с кресла и с хитрым прищуром глаз пробасил:

— Господин Кейн, прошу усилить наружную разведку за объектом накануне и после вербовки. Особенно следите за радиообстановкой. С учетом недавнего отказа спецтехники настоятельно требую персонально проверить ее нынешнее состояние. Кстати, нашу девушку, как только она отработает, следует сразу же отправить домой во избежание неожиданных осложнений для нее, да и по медицинским соображениям.

Дальнейший разговор прервал телефонный звонок. Звонили из Центра и интересовались, наряду с другими вопросами, ходом подготовки запланированной вербовочной акции.

— Да, сэр, всё это предусмотрено планом. Ей уже оформлен билет, и она улетит вовремя.

— Ну что ж, тогда прекрасно, да поможет вам Бог. До свидания…

А в кабинете разговор продолжился.

— Я думаю, нет оснований беспокоиться. Он клюнул на нашу приманку. Этот изголодавшийся мужик уже четыре месяца живет без жены, легко вошел в подготовленный нами лабиринт с тупиком в конце, — ощерился Кейн.

— Ох, Эдвард, не обольщайтесь возможностью легкой победы. Поверьте мне, сломавшему не один зуб профессионального самолюбия на советском орешке. Я глубоко понимаю непредсказуемость русских. Мне вспоминается такой случай в Японии. Один субъект, советский военный дипломат, доведенный, как мне тогда казалось, до вербовочной кондиции, вдруг сообразил, куда клоню, влепил такую пощечину, что до сих пор горит щека. Затем он еще добавил: «Ты думаешь, я стану подонком?» Больше я с ним не встречался. Вот так-то, Эдвард. Будь осторожен со славянами: они просты только с виду.

— С учетом того, что вы, сэр, рассказали, я сделаю всё, чтобы не получить пощечины в прямом и переносном смысле.

* * *

В приподнятом настроении шагал Филонов в посольство. Плоть была удовлетворена, душа пела, он сиял, он нравился себе, а вот сознание и профессиональное чутье, пусть не высокого уровня, нет-нет, да и давали о себе знать. Что это — любовь, влечение, или…? «Ну, мы же не дети и даем себе отчет за совершенные поступки», — размышлял он, оправдывая себя, да и Нади.

Он возвращался к событиям последнего месяца. Вспоминал свои встречи с Нади, находил и опровергал в них подозрительные подробности. Любовался собой. Однако всякий раз черные мысли изгонялись чувством исполненного долга в приобретении для шефа нужных книг, а договоренность с Надюшей о встрече несла новые надежды на приятное времяпрепровождение. Как-никак, они условились через неделю встретиться снова!

Передавая книги Думову, Филонов обратил внимание на то, что тот даже не поинтересовался стоимостью, обстоятельствами покупки, их содержанием. А ведь он считался специалистом арабского региона. Он взял их, как берут охапку дров, и небрежно положил на выступ кабинетной стойки. Как бы оправдываясь, пояснил, что в свободное время познакомится. Это оскорбило Филонова — так дипломаты не поступают, так поступают ограниченные, недалекие, некультурные люди. Обида вспыхнула, он быстро ее подавил. «Не мое дело оправдывать или обвинять, — подумал он. — И показывать свои обиды непосредственному руководителю совершенно глупо».

Зазвонил телефон.

— Хорошо, я зайду… да-да, сейчас зайду, — ответил военный атташе.

Филонов понял, что шефа приглашает посол по какому-то неотложному делу. Мысль о том, что его вместе с американкой мог кто-то видеть, обожгла сознание.

«Неужели об этом стало известно послу? Кто мог нас видеть?» — задавал себе вопросы офицер. Посол, очевидно, получил информацию от «ближних соседей», так именовали сотрудников ПГУ.

В голове стремительно возникали варианты объяснений, формировались невинные ответы. А в это самое время Думов поднялся из-за стола и, хлопнув подчиненного по плечу, скороговоркой невнятно буркнул:

— Молодец, меня просит посол. Занимайся своими делами.

Филонов глубоко вздохнул и выскочил из кабинета. Он посмотрел по сторонам, раскрасневшийся и возбужденный, двинулся в сторону референтуры.

Оставшись наедине, стал размышлять, готовиться к возможным ответам. В каком магазине приобрел книги? Сколько заплатил, торговался ли с продавцом? Есть ли еще экземпляры для посольства, для резидента? Что делать с деньгами, как их реализовать и когда? На основной вопрос, почему не докладывал о контакте с Нади, ответа не нашел.

* * *

С той памятной встречи с Нади прошло всего трое суток, но его опять страстно потянуло к ней, в ту, ставшую теперь для него уютной квартиру, где так быстро пролетело время бурного сладострастия.

Работая над обзором местных информационных источников, майор не заметил, как вошел в кабинет Думов и предложил зайти к нему через десять минут.

«Вот и мой конец» — вновь обожгла растерзанное стрессами сознание тревожная мысль. Руки стали влажными. Десять минут, наполненные тягостным ожиданием, еще не истекли, он торопил события, поэтому вошел в кабинет несколько раньше и стал, затаив дыхание, ждать удара. Однако Николай Ильич был в настроении, находясь подшофе. Почему-то вспомнились слова повара из посольства в Лаосе: «Каждая профессия пьет специфично: столяр — в доску, печник — в дым, сапожник — в стельку, токарь — до упора, дипломат — в лоск». Резидент вальяжно растянулся в кресле, зевнул и проговорил:

— Анатолий, смотайся на рынок. Надо запастись продуктами для узкого представительского мероприятия. Возьми… — Он стал перечислять список желаемого.

Анатолий быстро записывал в блокнот. Беспокойство отлегло от сердца. «Значит, посол говорил не обо мне, если Ильич продолжает доверять выполнение личных заданий», — обрадовался Анатолий. Счастье — это всего лишь отсутствие несчастья, quand même[26]. Судьба поворачивалась к нему лицом. Он был вне подозрений! Значит, возможна долгожданная встреча с Нади.

* * *

Наконец день назначенной встречи настал. Филонов вышел из посольства, машинально на маршруте своего движения прошел сквозь две торговые лавки, перепроверился от местной службы наружного наблюдения, направился к оговоренному месту и думал только о предстоящем времяпрепровождении с женщиной, вскружившей ему голову, с женщиной, которую он начал любить. Снова городская суета— машины, людские потоки, какофония звуков, торговые ряды базара…

На