Прогулки по Испании. От Пиренеев до Гибралтара - Генри Воллам Мортон

Диас был с Кортесом, когда они с Мариной навещали Монтесуму во дворце, где император жил как полубог. Прежде чем войти в его обиталище, великим вождям приходилось набрасывать одеяние из мешковины на свои богатые накидки и нести на спине маленький сверток, изображающий тяжелую ношу; так, символически унизясь и отводя глаза, они приближались к императору. Триста блюд готовились каждый день, чтобы Монтесума мог выбирать, и ел он в одиночестве за золотой ширмой, обслуживаемый прекрасными девушками, которые никогда на него не смотрели. В конце обеда, после того как ему подавали королевский шоколад, девушки «преподносили несколько трубочек, весьма изящно позолоченных и расписанных, в которых находились амбра и особая трава, называемая “табак”… Их поджигали с одного конца, и он выпускал дым изо рта. Проделав так некоторое время, он отправлялся на покой».

Христиане получили разрешение построить в своем лагере часовню Девы Марии, где — пока не закончилось вино — отец Ольмедо служил мессу. Заметив заложенную дверь, испанцы вытащили несколько камней и оказались в большой комнате, до потолка заваленной золотом и драгоценностями. Они снова заложили дверь. По прошествии времени они почувствовали перемену в поведении хозяев. Прежнее радушие и благоговение исчезли. Пришли новости, что вассалы Монтесумы на побережье напали на Веракрус и убили нескольких испанцев. Кортес и его люди начали чувствовать себя загнанными в ловушку и боялись, что ацтеки могут напасть. Посовещавшись, они решились на самый, возможно, смелый план, приведенный в исполнение маленьким отрядом солдат в сердце воинственной нации. Испанцы решили захватить Монтесуму, выкрасть его из дворца и держать заложником. «Всю ту ночь, — говорит Диас, — мы молились Богу с отцом Ольмедо, чтобы просить у Всемогущего поддержку в святом деле».

Утром Кортес с доньей Мариной в качестве переводчицы и капитанами в полном облачении отправился во дворец; и через час ацтеки увидели, как королевский паланкин движется по направлению к испанскому лагерю, сопровождаемый слезами приближенных императора. То, что несколько наглецов могут похитить великого властителя из его собственного дворца, может показаться невероятным, если только властитель не был добровольным пленником, но Монтесума, видимо, чувствовал себя беспомощной куклой на ниточках судьбы. Кортес низко кланялся ему, солдаты снимали шлемы в его присутствии, но даже самому глупому мексиканцу наверняка стало ясно, что реальная власть в Мексике императору больше не принадлежит. Кортес имел мужество потребовать выдать ему того военачальника, который командовал нападением на Веракрус. Этот человек прибыл в лагерь подобающим образом, в паланкине и в наряде военачальника. Кортес сжег его живьем на рыночной площади. Пока происходила казнь, Кортес сам застегнул кандалы на ногах Монтесумы — по-видимому, в наказание. Позднее испанцы обнаружили, что приближенные императора держат оковы так, чтобы они не натирали императорское тело. Кортес встал на колени и расстегнул оковы. Несмотря на подобные унижения, отношения продолжали оставаться почти задушевными. Монтесума завоевал сердца своих пленителей уступчивостью, любезностью и желанием одарить их золотом и женщинами. Следующим шагом стала формальная клятва в верности Карлу V, которая была принята протоколистом, подписана, запечатана и отправлена в Испанию. За этим последовала обычная дань вассала господину. Веками ацтеки копили золото, и это золото теперь получили испанцы — и переплавили в слитки. Пятую часть невиданного богатства отправили королю Испании, а конкистадоры поделили остальное. Интересно — для тех, кто верит в возможность равенства доходов, — что за несколько дней многие солдаты проиграли свою долю, и впоследствии одни оказались такими же бедными, какими начинали поход, а другие разбогатели.

Захватив императора и получив его богатства, Кортес потребовал и получил разрешение освободить место для христианского храма на вершине пирамиды, рядом с идолами. Однажды, поднявшись на пирамиду, чтобы приглядеть за расчисткой места, Кортес внезапно вышел из себя и, схватив металлический прут, ударил идола Уицилопочтли между глаз, разбив его золотую маску и крикнув: «Мы должны чем-то рисковать ради Господа!» Это напоминает мне рвение святого Павла. Но даже Павел не разбивал статую Дианы Эфесской. Многие христиане были канонизированы за меньшее, чем поступок Кортеса на вершине пирамиды в Мехико. Это величайший миг в завоевании Мексики, и он ставит Кортеса особняком относительно всех прочих конкистадоров. Конечно же, он поплатился за свой пыл. Оскорбление богам посеяло среди ацтеков мысль о восстании. Монтесума умолял своих друзей бежать, пока это возможно; но, составляя планы побега, они прослышали, что в Веракрусе бросили якорь восемнадцать кораблей и некто по имени Нарваэс высадился на берег с девятью сотнями солдат, включая восемьдесят всадников, восемьдесят мушкетеров, восемьдесят арбалетчиков, а также с некоторым количеством пушек. Воины Кортеса обрадовались, сочтя новые войска пополнением, но Кортес понимал, что это враги, с которыми придется сражаться. Он правильно угадал, что губернатор Кубы послал новый отряд, чтобы подчинить его и наказать за то, что он создал себе имя и авторитет завоевателя. Окруженный врагами, Кортес действовал быстро и решительно. Оставив маленький отряд в Мехико, чтобы удерживать город, он ушел форсированным маршем с прискорбно маленькой армией — и ту едва удалось собрать — из двухсот шестидесяти шести человек, только пять из которых ехали верхом. Но все были крепкими бойцами, привыкшими сражаться в джунглях. Пока Нарваэс и его воины считали, что Кортес от них в сотнях миль, их атаковали в потоках тропического ливня и разбили наголову. Нарваэс потерял один глаз, его войско сдалось. Диас дарит нам очаровательную легенду: меньшему отряду помогал рой светлячков, заставляя противников вообразить, что это горящие запалы бесчисленных мушкетов.

Разгромив Нарваэса, Кортес узнал, что в Мехико вспыхнуло восстание. Он отправился назад, укрепив армию вновь прибывшими, которые с готовностью присоединились к нему в надежде пограбить. Они обнаружили гарнизон в осаде мексиканцев. Ярость ацтеков была неописуема и, кажется, удивила даже Кортеса. Монтесума огорчился, когда Кортес отверг его дружбу. Однажды император, надев королевскую бело-голубую мантию, золотые сандалии и диадему, появился во всем великолепии на башне дворца. Упала тишина, когда беснующаяся толпа узнала императора. Он приказал прекратить военные действия, мол, тогда белые люди уйдут из Мехико. При упоминании об испанцах послышался ропот. В императора выпустили стрелу и бросали камнями, один из которых заставил его без чувств упасть на землю. Монтесума постиг всю глубину унижения и через три дня умер. Отец Ольмедо стоял около него на коленях с распятием, но Монтесума отвернулся. «Мне осталось всего несколько мгновений, — сказал он, — и я не предам богов моих отцов». Испанцы оплакивали его, «точно он был им родной отец» (говорит Диас): «Пусть никто не дивится нашему поведению. Монтесума был великий и добрый человек!» Я не однажды задавался вопросом, как получилось, что чудовищная вера, которой этот человек остался предан, самая кровожадная из известных нам и самая примитивная, произвела характер, исполненный поистине христианской кротости.

Кортес счел необходимым бежать из Мехико. Он решил вывести свою маленькую армию ночью по самой короткой из трех дамб через озеро. Но сначала во дворце произошла поразительная сцена. Несколько лошадей, хромых или раненых, нагрузили золотом, часть которого была отложена для короля Испании. Затем впустили солдат и сказали тем, что они могут брать, что захотят. Благоразумные, вроде Диаса, взяли по горсти драгоценных камней, но жадные и глупые похватали куски золота, которые скоро привели их к смерти. В темноте испанцы начали переходить дамбу. Вдруг огромный барабан из змеиной кожи начал бить на teocallis, и на испанцев напали тысячи воинов в каноэ. Утыканные стрелами, побитые камнями, израненные копьями, беглецы бросались в озеро и попадали в плен к ацтекам, а задние ряды впали в замешательство. Золото, лошади, пушки, весь багаж Кортеса, несколько сотен испанцев и несколько тысяч туземных союзников были потеряны в дикой неразберихе этой ночи. Когда всего несколько несчастных, без оружия, добрались до берега, Кортес посмотрел на них и зарыдал.