Лотерея для неудачников - Ирина Градова

Возле ворот Валечка разглядела молодого длинноволосого парня в черной кожаной куртке-косухе, который крутил головой в разные стороны, словно кого-то высматривал.

«Он, – решила Валечка. – Neznakomec».

Парень вытащил из кармана мобильник и начал набивать сообщение.

«Наверное, он пишет мне…»

Валечка ускорила шаг.

«Только дождись меня, только дождись…»

Закончив возиться с телефоном, молодой человек убрал его в карман и, еще раз оглядевшись по сторонам, пошел в сторону шоссе.

Из Валечкиной сумки донеслось пиликанье. Пришло СМС. Значит, ее догадки оправдались. Значит, это он. Но почему он уходит?!

Читать сообщение времени не было, поэтому Валечка понеслась к Neznakomc'у. Он уже встал у края дороги и вытянул руку. Хотя Валечка ускорила темп, но бежать быстрее не получалось – мешали каблуки, которые она отважилась надеть впервые за несколько лет. И все ради Neznakomc'а, садившегося уже в так не вовремя затормозившую «шестерку»…

Валечка остановилась. Бежать было бессмысленно. Тяжело дыша, она смотрела на отъезжающую шестерку и чувствовала, как к глазам подкатывают слезы обиды.

Не дождался…

Люди пошли сплошным потоком, толкали ее локтями, задевали сумками, но ей было все равно. Она вытащила из сумки мобильник и прочитала сообщение.

Neznakomec. «Прости меня, я испугался. Мне кажется, мы оба разочаруемся. Зря я это затеял…»

Валечка выбрала «позвонить» и долго слушала раздавшиеся в ответ долгие равнодушные гудки…

История любви к книгам уходила корнями в самое раннее детство Костика.

Первой книгой, которую он взял в руки, был – нет, напрасно вы подумали о букваре или азбуке – томик стихотворений Александра Сергеевича Пушкина, старенький, с пожелтевшими страницами, но зато с прекрасными иллюстрациями. И именно их Костик, к четырем годам еще не выучившийся читать, мог разглядывать часами.

В пять лет – стараниями бабушки, учительницы русского и литературы, от которой, возможно, ему и передалась тяга к гуманитарным наукам, – он уже цитировал великого классика наизусть, удивляя домашних и гостей, преимущественно работников завода «Аметист», своей на редкость хорошо поставленной дикцией. Дядя Федя, коллега отца, и его жена Валентина Алексеевна, продавщица из соседнего овощного магазина, прямо-таки умилялись тому, как пятилетний мальчик тоненьким детским голосочком декламировал: «В день уныния – смирись, день веселья, верь, настанет»…

В шесть лет Костик пришел в школу, где выяснилось, что, в отличие от большинства одноклассников, на год старше его, он чуть ли не единственный умеет читать, причем читать не по слогам. Учительницу, женщину старой закалки, это почему-то задело. Поэтому Костик, скучавший на ее уроках, частенько получал по рукам пластиковой указкой и стоял в углу, рядом с кактусом, произраставшим в керамическом горшке, на пыльной полке шкафа.

В девять лет он и сам решил попробовать слагать стихи. Воспитанный на Пушкине и Лермонтове, Костик начал пописывать эпиграммы на одноклассников, что, естественно, им не очень-то понравилось. И, хотя эпиграммы цитировались всем классом, Костика периодически поколачивал кто-нибудь из обиженных одноклассников.

В двенадцать Костик уже выступал с собственными стихотворениями на всевозможных конкурсах чтецов, а в пятнадцать – сочинял для всевозможных школьных конкурсов, праздников и других подобных мероприятий. За это Костику прощались многие грехи, в том числе и полное отсутствие знаний по алгебре, которая давалась ему так же тяжело, как и геометрия, химия, физика, в общем, все технические дисциплины.

Поступив в университет, Костик почувствовал себя счастливым: его окружали люди, не только интересующиеся тем же, чем и он, но и пишущие, кто стихи, а кто и прозу. Он читал стихи своих однокурсников и частенько ощущал собственную ущербность: свои вялые рифмы на фоне их отточенного слога казались совсем уж неприличными. Но Костик, всегда отличавшийся повышенной самокритичностью, мог и заблуждаться, поэтому оценивать его стихотворения приходилось его же однокурсникам.

Однако, закончив университет, Костик практически перестал писать. То ли потому, что муза, потрепанная «страдательными» любовями, решила уйти на покой, то ли потому, что сам Костик чувствовал: теперь получается совсем не так хорошо, как раньше.

Но он по-прежнему читал с удовольствием книги, которые, увы, ему не с кем было обсудить, поскольку Олег в институте переключился на фэнтези, а Костик не принимал этот жанр всерьез.

Как-то у Костика даже появилась мысль устроиться работать консультантом в какой-нибудь книжный, но этот план пришлось отмести после загадочной истории с лотерейным билетиком…

Олег, которому Костик готов был поставить памятник при жизни за терпение, не оставил мысли обучить друга компьютерным премудростям, поэтому Костик отложил в сторону свои страхи и принялся, в переносном, разумеется, смысле, грызть зубами железо. Результат не заставил себя ждать. Уже через пару недель Олег увидел перед собой хоть и не очень уверенного «юзера», то есть пользователя, но зато уже не «ламера», то есть неумеху. Костик научился «Ворду», «Экселю» и некоторым другим программам, одни названия которых раньше порождали в нем благоговейный трепет.

Интернет поначалу напугал Костика перенасыщенностью информацией, нужной и ненужной, обилием посетителей, прячущихся под загадочными «никами», и кучей всяких сайтов, где его постоянно хотели с кем-то познакомить. Временами у Костика появлялось ощущение, что за этой огромной всеобъемлющей паутиной стоит кто-то или что-то, что следит за ним из-за многочисленных рекламных баннеров, ссылок, картинок и фотографий. Эдакий Большой Виртуальный Брат, контролирующий народ своей огромной виртуальной страны. Но Интернет, помимо своей развлекательной функции, оказался весьма полезным, поэтому Костик, плюнув на все свои домыслы, кинул свое резюме на несколько сайтов, посвященных поиску работы.

Осталось только ждать, что Костик и делал, доедая последние заначки «Роллтона» – о пельменях и речи не шло – и догрызая баранки, которые мама забыла увезти в деревню, когда приезжала к нему в последний раз. Баранки, правда, были уже суховаты, но Костик не растерялся: он макал их в бульон из-под «роллтона», где они как раз доходили до нужной кондиции. И, поедая это странное блюдо, мечтал о пельменях, посыпанных сыром, и термоядерной уксусной селедке с репчатым луком…

Можно было занять денег у Олежки, но Костик испытывал неловкость снова просить друга о помощи. Тем более к концу месяца у того наверняка почти не осталось денег. Так что приходилось голодать, надеяться и верить, что скоро настанут лучшие времена…

Из дома Костик выходил редко, но сегодня захотел прогуляться. Уложив мокрой расческой свой взъерошенный ежик и впервые за три дня побрившись, он решил, что после этого сам бог велит ему выбраться на улицу.