Ночь Стилета - Роман Канушкин

— Лева, — ответили ему, — по-моему, с этим все ясно.

Монголец сидел не шелохнувшись; в какой-то момент Кацману даже показалось, что он не слышит его дыхания.

Что ж, яснее не бывает. Сказано однозначно: Монгольца ни для кого нет. Вообще! Пока с Лютым не будет покончено.

Кацман давно не видел Роберта Манукяна таким деятельным. Казалось, Манукян тосковал о том времени, когда был одним из лучших солдат Монгольца. В свое время Роберт был командирован в Карабах. Монголец неплохо заработал на той войне, имел нужных людей в генштабах всех вовлеченных в конфликт сторон.

Военная техника стоит денег, а во время войны она быстро выходит из строя.

Конечно, Монголец мог бы заработать намного больше, но он не наживался на своих, и эта часть его бизнеса была построена как братская помощь. Монгольцу хватало и чужих, чтобы уйти с этого дела не с пустыми руками. А вот Роберт во время этой командировки даже умудрился повоевать. Успел, выкроил время. Кацман поморщился. Они с Манукяном были не разлей вода, но вот этой черты его характера Кацман не понимал. Это было похоже на какую-то мальчишескую драчливость, только вот под пули Манукян лез настоящие.

И сейчас, ожидая сообщений от Роберта, Кацман думал, как глупо и нелепо все складывается. Еще сегодня утром можно было всего избежать. И даже сейчас хоть что-то можно было попытаться остановить. Ну для чего людям дан язык? Месть — страшное дело, но она не может быть бесконечной. Или может?

Теперь Кацман боялся, что это так. Но тогда они собственными руками строят башню из кровавых камней. Башню, которая рано или поздно разрушится и раздавит их.

* * *

— Говорят, что его нет, — произнес Лютый. — Голос вежливый. Словно ничего не произошло и Монголец просто развлекается на курорте.

— К нам уже едут.

— Конечно. Монголец, как ты, ничего слушать не хочет. Мудак.

— Спасибо. Теперь я знаю, на кого похож.

— Пожалуйста. Кажется, там все уверены, что это я.

— Нам надо уходить отсюда, брат.

— Пожалуй. Если б мы хоть узнали все раньше… Там, внизу, машины.

— Они их знают. Вычислят сразу. Если уже не вычислили.

— Я, блин, калека. Только на тележке. Ну что, звоню, чтоб нас увозили?

— Нет. Пусть договорятся со «Скорой помощью». Пусть дадут денег смене, а другая смена едет с нами. Чтоб ни врачи, ни охрана ничего не знали.

— Может, тебе это покажется смешным, но у меня есть такая тачка с пуленепробиваемыми стеклами. И охраны я сюда столико нагоню… На трассе они войну не устроят.

— Поздно. У нас нет времени. Покушение произошло… во сколько?

— Мы смотрели пятичасовые новости. Они сказали — два, нет, три часа назад.

— Хорошо, сейчас… — Игнат открыл тумбочку и грустно усмехнулся. Его часы «Longines», роскошный подарок Лютого, находились там, расплющенные с одного бока. Игнат достал их и закрыл тумбочку. В принципе они не подлежат починке, хотя циферблат и скорее всего частично механизм целы. Но корпус надо менять. — Смотри на своих «командирских». Мои стоят.

— Семнадцать двадцать две.

— Мы уже больше двадцати минут знаем о случившемся. Они — часа три.

Лютый, нам надо убираться отсюда, пока целы. Если уже не поздно.

Игнат еще раз посмотрел на циферблат своего разбитого «Longines».

Часы стояли. Пуля остановила механизм.

ЧАСЫ…

Что-то опять мелькнуло в голове у Игната. Что-то странное, связанное с этими часами. Неуловимое.

КЛЮЧ?

ЧАСЫ МОГУТ БЫТЬ КЛЮЧОМ?

Бред какой-то… При чем тут это? Но тогда что? Игнату сейчас не было отведено времени размышлять на подобные темы. Он лишь бережно опустил часы в карман, словно с ними могло произойти нечто более страшное, чем уже приключилось.

— Давай пересаживайся на свою каталку, — сказал он Лютому. — И вызови кого-нибудь из своих снизу. Не надо всего говорить по мобильному. Просто позови кого-нибудь сюда.

Пока Лютый набирал номер мобильного телефона, Игнат выглянул в коридор.

И вот тогда он понял, что все вот-вот начнется.

У дверей не было охранника Лютого. Только молоденький сержант-милиционер.

— Где он? — спросил Ворон, кивнув на место, где стоял охранник.

Милиционер ухмыльнулся:

— Скоро будет.

— Я спрашиваю: где он?

Милиционер ничего не знал о Вороне, Ворон никогда прежде не встречал этого милиционера. Но уже кое-что о нем знал. Молоденький парнишка, провинциал, хитроват, на большой подвох не способен, стоять ему здесь осточертело, охранять каких-то быков — и подавно. Но у быков есть деньги. А он к тому же и трусоват.

Хотел вспылить, но сдержался. И это правильно.

— В туалете он, — сказал милиционер.

— Давно?

На лице паренька отразилось искреннее недоумение.

— Минут двадцать. Видать, скрутило. А что?

— Нет, ничего.

Игнат бросил взгляд на его застегнутую кобуру — в ней покоился табельный милицейский «Макаров». И кобура была из тех, что надо прежде расстегнуть, а лишь потом можно извлечь оружие. Кобуру такой конструкции они в свое время прозвали чемоданом. Из чемодана невозможно быстро извлечь оружие.

Эта штука вовсе не предназначена для оперативного реагирования, и, случись что, этот молоденький парнишка лишь успеет ее расстегнуть.

Но это все уже было не важно. По той простой причине, что за несколько десятков секунд беседы с милиционером Игнат все сумел увидеть.

Когда-то, много лет назад, Учитель Цой преподал Игнату интересный урок о зрении. Он сказал, что зрение бывает разным и большинство людей не осознают того, что они видят. Многие видят лишь ту часть мира, которую они готовы увидеть, лишь то, к чему привыкли, а остальное для них остается скрытым. Это очень досадно, но это отличает обычных счастливых людей от того, кто предпочел путь воина. Когда ты выходишь из темной комнаты, солнечный свет ослепляет тебя.

Но это не значит, что нужно оставаться в темноте.

— Сейчас ты находишься в комнате, Игнат. Я — за дверью. Выгляни, посмотри на меня и тут же закрой глаза. — С этой фразы начал свой урок Учитель Цой.

Игнат так и поступил. Он вошел в спортивный зал, мгновение смотрел на Учителя, потом закрыл глаза.

— Что ты видел? Расскажи мне.

— Вы стоите в кимоно, — начал Игнат, — в позе приветствия. Вы босиком, потому что стоите на татами. Ваши волосы схвачены красной повязкой.

— Это верно. Что еще?

Все как обычно. Игнат видел это много раз. Но продолжил: