Ночь Стилета - Роман Канушкин

— Дверь в зал приоткрыта…

— Дверь?

— Да. Противоположная дверь. Также приоткрыто окно.

— Что со мной? Сосредоточься.

Игнат еще раз проглядел мысленную фотографию: ничего. Учитель, как обычно, встречает его на татами. Может быть, что-то со стойкой, немного необычна рука, но…

— В зале еще есть кто-то?

— Нет, — твердо ответил Игнат. — Мне показалось… Нет, все в порядке.

— Что ? Что показалось ? Что не так ? Ведь не все в порядке ?

— Ваша рука… Чуть ближе к пояснице. Но…

— Это верно.

— Какой-то подвох. Вы правы, что-то не так.

— Очень хорошо. Смотри внутрь. Смотри в глубину. Смотри в суть. Что не так? Я обманываю тебя?

— Мне кажется — да.

— Хорошо. Очень хорошо. Но почему?

Глаза Игната были закрыты, и он мысленным взором продолжал блуждать по фигурке Учителя. Что не так? Рука? Допустим. В зале больше никого нет. Ничто не может помешать честному поединку. Может быть, кто-то ждет за дверью?

Открытая дверь? Но Игнат не может глядеть сквозь стены, и Учитель не имел бы подобного в виду. Что не так? Рука и открытая дверь… Какая связь? Рука… такое впечатление, что ее собрались отвести назад. Еще не отвели, но вот-вот отведут.

Я ОБМАНЫВАЮ ТЕБЯ.

Я НЕ ТО, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ.

Это хотел сказать Учитель? Да. Но еще он сказал, что я должен что-то увидеть. То, что, возможно, спасет мне жизнь.

Конечно, перед ним Учитель Цой. Но не совсем. Человек, стоящий перед ним в кимоно, сделал то, чего никогда бы не позволил себе Учитель.

ЧТО?

Открытая дверь. Рука. И дальше словно вспышка! Взгляд Игната заскользил по предметам, и начало открываться то, чего раньше не было. Дверь распахнута, в коридоре не светло, но достаточно, чтобы разглядеть. Прямо напротив открытой двери видна узкая полоска темного зеркала. Сейчас Игнат совершенно точно вспомнил о ней. Сейчас перед его закрытыми глазами стояло это зеркало! Вот что имел в виду Учитель.

Я НЕ ТО, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ.

Я ОБМАНЫВАЮ ТЕБЯ.

Учитель никогда бы не принес на татами то, что принес сейчас человек, стоящий перед Игнатом в кимоно. И это действительно могло бы стоить Игнату жизни. Если бы он купился на обман. В узкой полоске зеркала, еле различимая, все же отражалась спина Учителя, и за поясом на спине находился небольшой револьвер.

— Вы пришли на татами с огнестрельным оружием, — произнес Игнат. — Я понял разницу, сэнсей. Я увидел ее в зеркале.

— Очень хорошо, — улыбнулся Учитель Цой. — Никогда не забывай, что вещи говорят о себе больше, чем кажется. Теперь ты понял.

— Я понял, Учитель.

— И никогда не закрывай этого внутреннего видения.

* * *

Учитель Цой продолжал свои уроки, и Ворон действительно научился видеть. У окружающих предметов имелась своя тайная душа, и у души этой были свои тайные порывы.

Сейчас он видел.

Сейчас, беседуя с молоденьким сержантом, он успел осмотреться и понять, что вещи опять говорят о себе больше, чем кажется.

Вон санитар в белом халате все это время копается с замком, уже слишком долго, чтобы либо попасть ключом в замочную скважину, либо прекратить свое занятие. В самой глубине коридора везут носилки, и парень явно ждет их.

Второй ближе. Говорит по телефону. Но глаза его не пусты, как у человека, который представляет себе того, с кем разговаривает.

За ними наблюдают. И вычислить это Игнату не составляло труда. Гости прибыли.

Поэтому Ворон не особенно удивился, услышав то ли растерянный, то ли взволнованный голос Лютого:

— Слышь, Игнат, они не отвечают. Охрана внизу… Все их телефоны молчат.

* * *

Роберт Манукян действовал молниеносно. Несколько человек в милицейской форме подошли к охранникам, припарковавшим три своих автомобиля «Жигули» в свежей тени лип. Тень тенью, но стояла неимоверная жара, а кондиционеров в машинах не было, поэтому окна оставались открытыми. Роберт считал себя армянским интеллектуалом. Он был немножко националистом. Может быть, не немножко. Но он явно не был глупым человеком. На его счету, наверное, не было ни одного поражения, и дело здесь заключалось вовсе не в слепой удаче.

В его голове работал великолепный компьютер, он моментально высчитывал баланс между стратегией и тактикой. Быть может, Роберту немного мешала излишняя горячность, но человек рождается таким, каким рождается, и контролирует то, что в состоянии контролировать, предоставляя остальному развиваться самостоятельно.

Если у него, конечно, голова на месте и если он умеет отличать одно от другого.

Роберт Манукян умел.

Милиционеры подошли к автомобилям, укрывшимся в тени лип. Во всех тачках были радиоприемники, а охранники обожали слушать «Русское радио». И иногда эта станция передавала сводку происшествий. Охранники уже что-то слышали о вроде бы неудачном покушении на Монгольца, но, когда подошли менты со своей вонючей проверкой документов, люди Лютого повели себя как законопослушные граждане, презирающие блюстителей порядка. Менты — они и в Африке менты, тем более средь бела дня. Люди Лютого с несколько надменной усталостью поинтересовались, что ментам надо, ну какие на хер документы, про каких на хер заек? Менты попались на удивление вежливые и на удивление быстрые. Они отдали честь, а потом было произведено пять бесшумных выстрелов парализующими инъекциями. Роберту вовсе не требовалось, чтоб охранников обнаружили через пару минут с дырками в их дурацких башках. В инъекции было добавлено снотворное.

Пусть лучше спят и будут благодарны. Манукян действительно контролировал то, что умел контролировать. И уже через некоторое, не очень продолжительное, время его люди поднимались на грузовом лифте приемного покоя — они должны были доставить на третий этаж носилки для перевозки больных. Они больше не являлись работниками правоохранительных органов, теперь они были служителями медицины, и, судя по выражению их лиц, с очень долгим стажем. Медики всегда чрезмерно веселы и философски отрешенны. И в меру академичны. Ну совсем как Роберт Манукян.

На третьем этаже их ждали — в коридоре уже находились два человека Манукяна, следивших за палатой Лютого. Его дружок-попрыгун, спасший Лютому жизнь на свадьбе, только что вышел из палаты и что-то объяснял милиционеру.

Наверное, беспокоился насчет охранника. Бывает же такое! Человек, конечно, смертен, но очень обидно, когда это случается в туалете. А может, это и не важно. Иногда это случается и в больнице. Чаще всего по естественным причинам, так сказать, в порядке общей убыли. Но иногда бывают исключения. Что ж поделать, если Роберт сегодня явится олицетворением этого исключения.

* * *