Соль земли - Георгий Марков

Рослов. Институт не должен также искажать факты.

Великанов. Мы их не искажаем, мы сообщаем только то, в чём уверены.

Рослов. А твёрдо об Улуюлье мы почти ничего не знаем.

Строгова. Кое-что знаем.

Водомеров. Я прошу товарищей уважать оратора.

Великанов. Я не отвечаю на выпады профессора Рослова и кандидата наук Строговой, ибо я не в состоянии разубедить их.

Строгова. Нас рассудит жизнь, Захар Николаевич.

Великанов. Утешайтесь, Марина Матвеевна! Я хочу также сказать, что мои прогнозы относительно Улуюлья, его бесперспективности, сделанные тридцать лет тому назад при определении границ соседнего Чуржинского каменноугольного района, никто ещё не опроверг.

Рослов. Запрос обкома – это предвестник новых событий.

Великанов. Мне не дают говорить.

Водомеров. Я ещё раз прошу спокойствия.

Великанов. Что касается Краюхина, то мне лишь приходится оплакивать этого талантливого юношу. Я кончил, Илья Петрович.

Водомеров. Какие будут предложения?

Голос. Надо разобраться в замечаниях товарищей Рослова и Строговой.

Водомеров. Я считаю, что происшедший здесь обмен мнениями небесполезен. Проект характеристики мы примем за основу. Кто за это, прошу голосовать.

Рослов. Были другие предложения, Илья Петрович. Я не понимаю, почему вы игнорируете их?

Водомеров. Прошу сформулировать.

Рослов. Проект характеристики отвергнуть, как неудовлетворительный, и поручить комиссии переработать его.

Великанов. Это предложение неприемлемо. Я ответственно заявляю, что материалы об Улуюльском крае, которыми располагает институт в данное время, исчерпаны в проекте характеристики целиком и полностью.

Строгова. У меня есть новое предложение: направить областному комитету партии стенограмму сегодняшнего заседания. Нам нечего скрывать от обкома, пусть там знают наши слабости.

Голоса. Правильно! Разумное предложение.

Рослов. Ввиду заявления профессора Великанова об ограниченности материалов в институте по Улуюлью и его категорического заявления о невозможности переработать характеристику я поддерживаю предложение Марины Матвеевны Строговой и своё первое предложение снимаю.

Водомеров. Товарищи, это предложение мне кажется крайне несолидным. В обкоме люди заняты большой и ответственной работой, у них нет времени копаться в наших стенограммах. Они ждут от нас краткую характеристику.

Рослов. Что же делать, если характеристика не получается?

Бенедиктин. Послать то, что разработано комиссией профессора Великанова.

Голоса. Голосуйте, Илья Петрович! Пожалуйста, голосуйте!

Водомеров. Поступили предложения голосовать. Я ставлю на голосование. Кто за то, чтобы принять проект краткой характеристики Улуюльского края, предложенный профессором Великановым, прошу поднять руки. Мало. Кто за то, чтобы вместо характеристики направить в обком партии стенограмму настоящего заседания? Большинство.

Бенедиктин. Позорный случай!

Водомеров объявляет заседание учёного совета законченным».

Максим дочитал стенограмму до конца, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и несколько минут сидел в раздумье.

Потом он перелистал стенограмму и, найдя реплику профессора Рослова: «Запрос обкома – это предвестник новых событий», красным карандашом подчеркнул её. Да, в этих словах учёного заключалась большая правда.

Занятый мыслями, навеянными чтением стенограммы, Максим не спеша сложил бумаги в стол, запер его и посмотрел в окно.

Рассветало. Небо из тёмно-синего стало светло-голубым. Солнца ещё не было видно, но по огненно-розовым пятнам, застлавшим восток, угадывалось, что наступающий день будет солнечным.

Прошло несколько дней. По субботам Максим разрешал себе возвращаться домой раньше обычного. Так было и сегодня. Он позвонил в гараж, вызвал машину и вскоре вошёл в один из подъездов длинного четырёхэтажного дома.

Привыкнув ходить здесь глубокой ночью и беречь покой жильцов, Максим поднимался по ступенькам с большой осторожностью. Остановившись возле двери, обитой коричневой клеёнкой, он вытащил из кармана связку ключей, нанизанную на металлическое колечко, и с той же осторожностью отомкнул замок.

Едва открыв тяжёлую дверь, он услышал плавную, грустную мелодию «Осенней песни» Чайковского. «Кто же это играет? – подумал Максим. – Может быть, Ольга?» Но у дочки не было ещё такого умения. «Скорее всего, пришла Марина», – решил он.

Максим повесил на вешалку пыльник и на носках прошёл по коридору. Заглянув в полуоткрытую дверь гостиной, он увидел жену. Анастасия Фёдоровна сидела за роялем, и пальцы её бегали по клавишам. Удивлённый Максим замер. Он хорошо знал вкусы жены. Она любила музыку буйную, жизнерадостную, весёлую. «Осенняя песня»… Это неспроста», – отметил он про себя.

Анастасия Фёдоровна сидела вполоборота и не заметила его. Волосы её, заплетённые в толстые косы, были собраны «по-домашнему» на макушке и обнажали полную высокую шею. Она сидела, чуть откинув голову, задумчивая и грустная. Комнату заливал сильный электрический свет, смягчённый голубым абажуром.

«Вот какая родная», – подумал Максим, испытывая внезапный прилив нежности к жене. Он постоял ещё с минутку и вошёл в гостиную.

– Как ты тихо! – воскликнула Анастасия Фёдоровна, не отрывая рук от рояля.

– Как обычно. А ты увлеклась и ничего не слышишь, – присматриваясь к жене, сказал Максим.

Анастасия Фёдоровна ещё раз пробежала пальцами по клавишам, закрыла рояль и поднялась с круглого вертящегося стула.

– Ребятишки спят? – спросил Максим.

– Тебя ждали. Еле уложила.

– Я пойду к ним.

– Пойди.

Максим скрылся в соседней комнате. В тот же миг оттуда послышался визг ребят.

Максим вернулся через несколько минут. В гостиной было темно. Анастасия Фёдоровна гремела посудой в столовой.

– Ну, что они? – спросила Анастасия Фёдоровна.

– Обрадовались! Ольга зовёт к себе, а Серёжка к себе тянет… – Максим улыбнулся, приглаживая волосы, взъерошенные детьми.

– Что будем пить, кофе или чай?

– Поставь, Настенька, и кофе и чай.

Анастасия Фёдоровна принесла из кухни узкий продолговатый кофейник и круглый пузатый чайник. Из буфета достала хлеб, сахар, колбасу. Максим посмотрел на жену, ждал, когда она заговорит. Анастасия Фёдоровна прятала глаза, бесцельно передвигала чашки и тарелки.