Личное задание - Сергей Донской

– Я не мальчик, чтобы меня пугать! Сказал: «сделаю», значит, сделаю. Что касается сжатых сроков, то, хотя об этом слышу впервые, все равно уложусь. Но, – рудневский голос заметно окреп, – и сумма должна уменьшиться пропорционально.

Полпред чуточку смягчил тон, но хватку не ослабил:

– С арифметикой у тебя все правильно получается, но тут, Шурик, нужна высшая математика. Сроки сокращаются, а сумма остается прежней. Не обеднеешь.

– Не надо мои деньги считать, – огрызнулся Руднев. – Они мне не с неба капают.

– А все уже давно посчитано. И не одному тебе известно, откуда там у тебя капает, сколько и куда именно.

– Кому же это известно, интересно знать?

– Министру угольной промышленности, например. Он полагает, что в твоем регионе происходит полный бардак, и требует разобраться. Ну-ка, где его петиция? Ага... Цитирую. Многоступенчатая посредническая система разбазаривания государственных средств... преступное попустительство местных властей... расчет за полученную на шахтах продукцию материальными ценностями и услугами... А в списке фигурирует АОЗТ «Самсон», знакомо тебе это название? – гаркнуло в трубке. – Обскакала фирмочка Госснаб – перехватила антрацит, сорвала энергетическую программу! А рассчиталась хрен знает чем по ценам позапрошлого года. Шахтеры твои, которых ты без зарплаты оставил, уже у нас на Горбатом мосту сидят, касками стучат, требуют у президента разобраться с этим вопросом лично. Это, конечно, не царское дело, тобой, скорее всего, Генпрокуратура займется. А там и другие материалы подоспеют – у меня тут на тебя «телег» выше крыши накопилось. Чуешь, чем это пахнет?

Руднев чуял. Чем сильнее чуял, тем больше багровел и сильнее дышал. Его брали на понт, разводили как последнего лоха, а он не имел возможности ответить. Вот она, полпредовская дружба. Он просто сбивал с подопечного губернатора бабки. Разводил. И неизвестно еще, насколько возрастут его аппетиты, когда выборы закончатся.

«А может, ну его на хрен, губернаторское кресло? – подумал Руднев с тоской. – Отойти в сторонку и заняться тем, чем занимался до сих пор? Наезд – дело хорошее, но лишь до тех пор, пока ты сам его осуществляешь. В противном случае...»

Далекий собеседник словно прочитал его мысли.

– Ладно, расслабься, – сказал он. – Замну я дело. Выборы как можно раньше проведем, поднимем тебя в законном порядке повыше, где никакие прокурорские псы не достанут. А ты на досуге посчитай, арифметик, сколько стоит моя дружба на самом деле.

– Сколько? – мрачно осведомился Руднев.

– Да уж побольше, чем тобой было обещано.

– Сколько? – упрямо повторил Руднев. Он едва сдерживался, чтобы не хрястнуть трубку мобильника о стол.

– Бутылку хорошего коньяку выставишь – и всех делов, – поощрительно хохотнул собеседник.

Благодарность лезла из рудневской глотки с превеликим трудом, но его бесцеремонно перебили:

– «Спасибо» для тостов под коньячок побереги. А меня лучше результатами дела порадуй. До двадцатых чисел сентября, не позже. А то... Я слышал, ты поговорками увлекаешься, Шурик?

– Ну? – буркнул Руднев.

– Про то, как начинают пить за здравие, а кончают – за упокой, знаешь? Вот и не доводи до греха. Все, бывай!

Через минуту Руднев, расколошмативший все-таки телефон (правда, другой, ни в чем не повинный), сидел за столом, чертя на листе бумаги только ему понятные геометрические фигуры. Полпред был изображен в виде натурального мелкорогатого скота. Благодетель какой выискался! Коньячок плюс 25 лимонов прицепом за неполный месяц.

Прошло не менее получаса, прежде чем Руднев окончательно собрался с мыслями и принял для себя кое-какие решения. В принципе 25 000 000 баксов за губернаторство – вполне приемлемая цена, учитывая, что деньги эти все равно валяются на дороге. На большой. И потом, даже если Руднев передумает и даст задний ход, эти деньги все равно ой как понадобятся. Так что пусть Губерман вышибает их, и как можно скорее. Если уж его, Руднева, напрягают как безродного барыгу, то Борю вообще нужно ставить раком и ездить на нем до упаду.

* * *

– К...как Генпрокуратура? К...какие материалы?

Холодея, Губерман прислушивался к рокотанию в телефонной трубке и не верил своему правому уху. Левое было обращено к притворенной двери, за которой галдело маленькое домашнее застолье. Он на минутку оставил гостей, рассчитывая бодро отрапортовать Папе об успехах и сразу же вернуться к столу, но услышанное напрочь отбило аппетит и всякое желание изображать из себя хлебосольного хозяина. В голову лезли гадкие словечки типа «баланда», «шконка» и даже «вертухай», который отчего-то представлялся обязательно усатым, со связкой ключей на поясе. Губерман из любопытства пролистывал литературу о нравах и быте в местах лишения свободы, но не допускал (тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить) и мысли о том, что когда-нибудь эти сведения смогут ему пригодиться. И вдруг этот звонок.

Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца... такого вот конца. Идиотский мотивчик сверлил поникшую губерманскую голову с настойчивостью дрели в руках маньяка.

– Материалы серьезные, Боря, – вздыхала трубка голосом обеспокоенного Папы. – Оч-чень серьезные. Мне пришлось выложить за тебя сто штук, родной мой. А это не фунт изюму.

– Да. – Губерман сглотнул застоявшуюся во рту слюну. – Не фунт. Спасибо вам.

Но тут пришла лягушка – прожорливое брюшко и съела кузнеца. Не думал, не гадал он...

– Ты не господа бога благодари, а меня, Боря, – гудел Руднев.

«Кого же еще! – Губерман горько улыбнулся. – Благодетель у меня один».

Вслух были произнесены совсем другие слова:

– Я верну, Александр Сергеевич.

– Конечно вернешь, куда ты денешься... Но все равно посчитай на досуге, сколько стоит моя дружба. – Рудневский голос преисполнился пафоса. – Прикинь, во сколько могла бы обойтись тебе эта история, не будь меня.

«В ноль целых ноль десятых, – моментально высчитал Губерман. – Не будь тебя, я бы ни в жизнь так не вляпался».

– Спасибо, Александр Сергеевич, – повторил он смиренно.

Руднев его не услышал, увлекшись любимой отеческой ролью.

– Ты всего лишь сотней отделался, – рокотал он. – Ну и плюс ящик коньяка с тебя, как водится. Хорошего коньяка, настоящего.

Жизнерадостный смех, завершивший последнюю фразу, показался Губерману не слишком уместным, но тон его оставался благодарным и чуточку покаянным. Он вообще был по натуре интровертом, никогда не спешил выплескивать наружу накопившееся внутри. Ни плохо перевариваемую пищу, ни тайные мысли. В том числе и все более усиливающееся желание по-быстренькому удвоить свой личный капиталец и бросить фирму на произвол судьбы, а самому раствориться в мутной волне эмиграции.

– Спасибо, что выручили, – механически пробубнил он, дождавшись выжидательной паузы на другом конце провода.