Грешная и желанная - Джулия Энн Лонг

– Как вы добры, что помните мой список.

Он снова улыбнулся.

– И богат. Очень богат.

Как ни странно, богатство она в список не включала, потому что после замужества вступала во владение собственным состоянием. Но, безусловно, против денег ничего не имела. Тэнзи вообразила себе кареты, наряды, слуг, приемы, лошадей…

Дом. Семья. Дети.

– У него прекрасный дом тут, в Суссексе, – добавил герцог, не дождавшись от нее ни слова. – Раза в два больше Лилимонта.

Как всегда, от этого слова у нее на мгновение остановилось дыхание.

– Лилимонт всегда казался мне очень большим, – сказала Тэнзи. – Но, конечно, я там жила еще совсем маленькой. Насколько я понимаю, его выставили на продажу, – робко добавила она.

– Женевьева им заинтересовалась. Но мы еще не пришли ни к какому решению.

Ее охватила безжалостная, неукротимая тоска, но Тэнзи сразу ее подавила.

– Как мило, что он останется в семье. – Хочется по меньшей мере знать, что ей там будут рады.

Ей понравилось произносить слово «семья», и она вдруг подумала, что рада считать их своей семьей – герцога и его жену.

– Когда вы были маленькой девочкой, сады выглядели прелестно. Вы бегали там со своим братом.

– Верно, – слабо произнесла Тэнзи, улыбаясь. – Играли в солдат. А потом он ушел и стал одним из них.

Она не добавила: «и не вернулся». Герцог и так это знает.

– Так часто те, кто вернулся… так и не оставляют войну в прошлом. Во многих смыслах. Война безвозвратно меняет человека. В ней есть грубость и безрассудность, которые могут… проникнуть внутрь, стать частью характера.

Тэнзи простодушно посмотрела на Фальконбриджа.

Ну, она надеялась, что простодушно.

– А разве жизнь нас не меняет? – спросила она. – Причем неизбежно? Человек вряд ли может предсказать, что с ним случится, разве не так?

Герцог поколебался, затем медленно кивнул и вскинул бровь.

– Но мне кажется, это что-то вроде сломанной руки, – сказал он. – Если она срастется неправильно – допустим, потому что врачевал ее кто-то не очень умелый и знающий, она примет определенную форму и уже никогда не будет нормальной.

Тэнзи едва удержалась, чтобы не прищуриться. Она подозревала, что таким образом ее предостерегают. Снова. О Йене Эверси.

– Иногда вещи ломаются так, чтобы подходить для других целей, разве нет? Например, кусочки мозаики или витражного стекла.

Герцог побарабанил пальцами по столу. Повисло молчание, настолько долгое, что стаявший кусок сахара ударился о дно чашки чересчур громко.

– Вы, вне всякого сомнения, дочь своего отца, – произнес наконец Фальконбридж.

Женевьева с заплетенной косой уже лежала в постели, когда он скользнул под одеяло и безмолвно потянулся к ней.

Она сразу отложила книгу и охотно отозвалась, угнездившись у него на груди, и вздохнула, когда он зарылся лицом в ее волосы. Они долго лежали молча, радуясь тому, как им повезло, радуясь счастью любить и быть любимым, радуясь тому, что занятия любовью ничуть не потеряли своей новизны.

– Я получил известие от герцога де Нёвиля, – сказал он. – Его наследник приезжает с визитом в Суссекс.

– А. Надо думать, ты хочешь представить его мисс Дэнфорт.

– Какое облегчение знать, что мне больше никогда не придется разговаривать, потому что ты читаешь мои мысли.

Она засмеялась.

Ему нравилось, как ее смех вибрирует у него на груди.

– Брат мисс Дэнфорт был солдатом. Награжден. Погиб на войне. Насколько я помню, его достали штыком.

– А, – тихо вздохнула Женевьева. – Бедная Тэнзи. Йен тоже был награжден. За доблесть, насколько я знаю. Он спас чью-то жизнь. И у него есть ужасный шрам от штыкового ранения.

– Я видел, – просто отозвался герцог.

Оба опять замолчали, потому что Женевьева отлично знала, когда герцог его видел.

Она еще ближе придвинулась к мужу – и потому что знала, что он не любит об этом вспоминать, и потому что испытывала искреннюю благодарность за случай, который в конце концов привел к ней ее герцога.

– Он в самом деле отправляется в долгое морское путешествие? – спросил Фальконбридж.

– Йен? – сонно отозвалась Женевьева. – Иногда мне кажется, что он уже в нем. Но да. Отправляется.

– Это хорошо, – сказал герцог.

После долгого-долгого дня, полного тяжелого физического труда Неду пришлось буквально выталкивать его за дверь «Свиньи и свистка». Горячая ванна очень подбодрила Йена, впрочем, ко времени возвращения домой он уже почти протрезвел.

Он остановился посреди своей комнаты. Ванна, удовольствие от нее заставили его слишком сильно ощущать себя, свое тело, мускулы и чувства, и какое это восхитительное наслаждение просто обладать ими. Быть живым. Иметь возможность чувствовать, пробовать и…

И его мышцы снова напряглись. Йен медленно распластал ладонь на своей все еще теплой, влажной груди.

Как… по-новому… ощущалась ее рука на его коже, это робкое шевеление пальцами; она словно открывала его для себя, храбрая, безрассудная, невинная.

Она целовалась не как девственница.

Йен хотел ощутить прикосновение ее кожи к своей.

Он хотел попробовать ее на вкус. Везде.

И желание, которое так успешно удерживал на вполне разумном расстоянии целую неделю, обрушилось на него, как разрушительное пламя.

Он неделю не подходил к окну. И сейчас не подойдет. Не подойдет!

Он говорил себе это все время, пока шел к окну.

Оказавшись возле него, Йен выглянул наружу. Из окон Тэнзи падал свет, и сердце Йена подскочило. Значит, она там, на балконе, делает…

Но что, во имя господа, она делает?

Она слишком сильно перегнулась через перила балкона, вытянув назад ногу, и резко замахала руками. Сердце Йена подскочило к горлу, но тут Тэнзи вроде бы обрела равновесие, хотя все еще оставалась в весьма неустойчивом положении.

Йен выскочил из комнаты, рывком распахнул дверь в ее комнату (к счастью, она не была заперта) и в несколько шагов оказался на балконе.

И даже умудрился заговорить спокойным голосом:

– Какого черта вы делаете? Когда вас называют ангелом, это всего лишь эвфемизм, мисс Дэнфорт. У вас нет крыльев. И на землю вы рухнете с грохотом. А вы непременно рухнете, если будете и дальше стоять тут под таким углом.

Она замерла. Помедлила секунду и ответила:

– О, добрый вечер, Йен. Какой вы забавный.

– Отойдите от края балкона, мисс Дэнфорт. Поверьте, ради меня не стоит с него прыгать.