Завоевание Туркестана - Константин Константинович Абаза

конных полчищ, числом до 6 тыс., которые боялись огня пехоты, еще пуще боялись наших ракет и никогда не выдерживали натиска казаков. Между прочим, мосты через арыки на пути следования оставались целы, высокие стены садов не были приспособлены к обороне. Такая небрежность и незнакомство с военным искусством избавили нас от многих хлопот.

III

В то время, когда кавказцы наступали на Хиву с востока, а оренбургский отряд с севера, главный отряд, туркестанский, под начальством самого Кауфмана, был направлен двумя отдельными колоннами — одна от Казалинска и другая от Джизака. По составу этот отряд был больше других, именно 5250 человек и 1650 лошадей, под тяжестями 10 тыс. верблюдов. Претерпевая те же беды, и холод, и зной, особенно в песках Кизыл-Кума, обе колонны в конце апреля соединились у многоводных колодцев Хал-Ата. Отсюда до Аму оставалось 120 верст: один переход до колодцев Адам-Крылган в 40 верст и другой до Аму, совершенно безводный, в 80 верст. Здесь же были получены сведения, что хивинцы готовят впереди встречу. Как только стало это известно, Кауфман выслал 3 роты с 50 казаками занять колодцы Адам-Крылган, а в ночь на 30 апреля поднял и весь остальной отряд. Глубокие сыпучие пески настолько измучили лошадей, что солдаты должны были тащить орудия на руках, при помощи лямок. Ровно через сутки одолели и этот переход. Колодцы Адам-Крылган, что значит «человеческая гибель», находятся среди барханов белого песку, без всяких следов растительности. Эта стоянка, верст на 60 кругом, считалась всегда самым страшным местом пустыни: здесь погибали не только караваны, однажды погибло целое бухарское войско.

Оставался последний переход, опасный уже потому, что каждую минуту можно было ожидать встречи с неприятелем. После суточного отдыха, в час ночи на 3 мая ударили подъем. Люди, лошади, орудия утопали в песке. Расчет был такой, чтобы в два перехода достигнуть Аму, но наступившая жара сразу изменила все расчеты. Отряд не шел, а полз, переваливая с одной, песчаной гряды на другую. Более 200 верблюдов осталось позади на расстоянии каких-нибудь 20 верст, солдатам пришлось нести на руках порох и снаряды. Несколько раз генерал, желая ободрить войска, пропускал их мимо себя, опять их обгонял и опять пропускал.

Головная часть отряда стала на привал в 10 часов утра, а арьергард подошел лишь в 5 часов вечера; конница еле дотащилась ночью. На этом привале сожгли все излишние тяжести, все, без чего можно было обойтись: офицерские палатки, в том числе и палатку генерала, походные кровати, мундиры, белье, запасные сапоги, крупу, штурмовые лестницы; часть понтонов зарыли в землю. Затем оставалось решить роковой вопрос: что же делать дальше? Продолжать движение при суточном запасе воды значило погубить отряд; отступить — еще хуже, просто позорно: исчезла бы вера в неодолимость русских, и тогда вся Средняя Азия поднялась бы как один человек. Как ни жутко приходилось изнуренным солдатам и офицерам, лежавшим теперь в забытьи, но положение генерала было в десять раз хуже: он страдал не только за жизнь вверенных ему людей, но за будущность всего края, им сплоченного, им устроенного…

В числе джигитов был один оборванец, самый последний человек в отряде. Он шел отомстить хивинцам, которые умертвили его жену и детей, а братьев и отца продали в рабство. Этот джигит объявил, что найдет воду. Кауфман дал ему походную фляжку и сказал: «Принеси ее, полной воды, получишь 100 рублей». Ему дали лучшую лошадь. В светлую лунную ночь джигит вихрем умчался в пустыню. Прошло два часа, мучительных, страшных. Вдруг гробовая тишина этого живого кладбища сразу была нарушена криками неудержимой радости: «Вода, вода! Джигит нашел воду!» Послышались вопли, многие плакали, другие безумно хохотали. Джигит подал генералу фляжку: вода мутная, невкусная, но все же вода. За 6 верст от караванного пути оказались колодцы, известные под названием «Алты-Кудук» («Шесть колодцев»). В туже ночь отряд передвинулся на эту стоянку; колодцев оказалось не 6, а только 5, притом очень глубоких; их оцепили часовыми, и началась тяжелая работа. Как ни усердно таскали воду, к вечеру стало очевидно, что всех людей не напоить, не говоря уже о животных. Лаучи, получавшие воду всегда в последней очереди, жалобно вопили: «Су! Су!» («Воды! Воды!») и тут же на глазах всех умирали от жажды. Тогда Кауфман составил военный совет, на котором было решено всех животных отправить назад, на Адам-Крылган, напоить их там и доставить с ними большой запас свежей воды. Так и сделали. Начальство над транспортом поручили генералу Бардовскому. На третий день прибытия этого транспорта к колодцам Адам-Крылган, как ему, так и всему отряду угрожала новая беда: хивинцы сделали попытку отогнать верблюдов. Известный разбойник Садык, грабивший в степи караваны, собрал на этот раз около 500 туркмен, обошел Алты-Кудук и на самой заре подкрался к верблюдам. К счастью, в отряде Бардовского не дремали и вовремя ударили тревогу. Туркмены нападали смело, решительно. Садык, на чудном белом коне, с хивинским знаменем в руках, гарцевал перед ротами на расстоянии ружейного выстрела. Наши стрелки, вытянувшись длинной цепью, дали несколько залпов, а ракетная батарея окончательно разогнала скопище. Казаки гнались за ними по пескам версты 4 и привели в отряд двух пленников. Им давно хотелось поймать хоть одного туркмена, да все как-то не удавалось. Пленные сейчас же завопили: «Су! Су!» Они три дня не пили, так как все колодцы в пустыне были заняты нашими отрядами. Туркмены показали, что до Аму не более 40 верст и что там ожидают нас 3,5 тыс. хивинцев. Это была первая серьезная стычка, после которой хивинцы упали духом. Как только Бардовский вернулся с запасом воды, Кауфман скомандовал выступление. Это было 9 мая, День святого Николая. Оставался последний переход. Надо было или одолеть его, или полечь костьми в пустыне. Солдаты бодро зашагали по этому песчаному морю, они то поднимались на кряж, то спускались в лощину с крутыми спусками, — и все песок, песок. На третий день вечером опять показалось скопище туркмен. Войска построили каре и в таком виде заночевали, оберегаемые пикетами. На рассвете тронулись дальше, но уже в боевом порядке: впереди стрелки, по бокам и сзади сомкнутые части при орудиях. Давши вытянуться, туркмены свернулись, по азиатскому обычаю, в темную тучу и с криком «ур! ур!» стали кидаться, повторяя атаку за атакой. Их встречали то залпами, то перекатной пальбой; по временам кидали гранату, от которой туркмены рассыпались мгновенно. Грозно, в полном порядке отряд продвинулся верст на 10, когда вдали засверкала зеркальная поверхность воды, не то реки,