Предательство Борна - Роберт Ладлэм

Лернер нянчил пиво «Цинтао», отпивая его прямо из бутылки, поскольку на него произвели неприятное впечатление жирные подтеки на стекле стакана. Сказать по правде, он с большим удовольствием выпил бы виски, но только не сейчас. Только не перед этой встречей.

Пискнул сотовый телефон, и, раскрыв его, Лернер прочитал пришедшее текстовое сообщение:

«ИЗ ЧЕРНОГО ВХОДА НА 7 УЛ. ЧЕРЕЗ 5 МИН».

Тотчас же уничтожив сообщение, Лернер убрал телефон в карман и взял бутылку. Допив пиво, он положил на столик несколько купюр, взял плащ и прошел в туалет. Разумеется, ему было хорошо знакомо внутреннее расположение ресторана, как и всех остальных конспиративных явок. Справив нужду, Лернер вышел из туалета и повернул направо, мимо кухни, окутанной паром, наполненной голосами, говорящими по-китайски, и сердитым шипением огромных чугунных сковородок, поставленных на открытый огонь.

Толкнув дверь черного хода, Лернер вышел на Седьмую улицу. Там его ждал «Форд» последней модели, в Вашингтоне машина совершенно безликая, поскольку все правительственные ведомства, когда речь заходит о средствах транспорта, обязаны покупать исключительно американское. Быстро оглянувшись по сторонам, Лернер открыл заднюю дверь и скользнул внутрь. «Форд» тотчас же плавно тронулся с места.

Лернер откинулся назад.

– Привет, Фрэнк.

– Здравствуйте, мистер Лернер, – ответил водитель. – Ну, как ваши шпионские делишки?

– Да как всегда, – сухо ответил Лернер.

– Понятно, – кивнул Фрэнк. Здоровенный мужчина с бычьей шеей и накачанными мышцами, он все свободное время проводил в тренажерных залах.

– Какое сегодня настроение у министра?

– Угадайте. – Фрэнк щелкнул пальцами. – Подберите нужное слово.

– Злится? В ярости? Жаждет крови?

Фрэнк взглянул на него в зеркало заднего вида.

– Вот это уже близко к истине.

Они проехали по Мемориальному мосту имени Джорджа Мейсона, затем свернули на юго-запад к Мемориальному парку имени Вашингтона. Лернер подумал о том, что здесь все названия имеют приставку «мемориальный». Вот он, популизм в худшем своем проявлении. То самое, что выводит министра из себя.

Длинный лимузин ждал их на подъезде к грузовому терминалу международного аэропорта. Мощный двигатель сердито ворчал, словно самолет, готовый идти на взлет. Как только «Форд» остановился, Лернер вышел из машины и быстро пересел в лимузин, как делал уже не раз на протяжении последних лет.

Внутри лимузин не имел ничего общего с салоном какого бы то ни было пассажирского средства, за исключением президентского авиалайнера. При необходимости окна закрывались стенками из полированного красного дерева – как это было сделано сейчас. Письменный стол из ореха, современный центр связи, мягкий диван, легко превращающийся в спальное место, два таких же мягких крутящихся кресла и приземистый холодильник довершали картину.

За письменным столом сидел импозантный мужчина лет под семьдесят, с нимбом коротко остриженных серебристых волос, быстро бегающий пальцами по клавиатуре переносного компьютера. Его большие, чуть выпученные глаза оставались такими же настороженными и пристальными, какими были в молодости. Они никак не вязались с запавшими щеками, бледной кожей и дряблым подбородком.

– Добрый вечер, господин министр, – с нужным сочетанием уважения и почтения произнес Лернер.

– Присаживайся, Мэттью. – Отрывистое техасское произношение министра обороны Хэллидея выдавало в нем человека, который родился и вырос в городских джунглях Далласа. – Тебе придется немного подождать.

Лернер устроился в кресле. Бад Хэллидей продолжал работать. Этот человек не мог долго находиться на одном месте. Больше всего Лернера привлекало в нем то, что он сделал себя сам, поскольку вырос вдалеке от богатых нефтяных полей, породивших многих политиков, с которыми Лернер имел дело, бывая в тех краях. Свои миллионы министр заработал по старинке, поэтому он никому и ничем не был обязан, в том числе и президенту. Все сделки, которые Хэллидей проворачивал в своих интересах и в интересах своих избирателей, были настолько изощренными и политически ловкими, что неизменно добавляли ему веса, при этом не ввергая его в долги перед коллегами.

Закончив работу, министр Хэллидей оторвал взгляд от компьютера и попытался улыбнуться, но это у него не получилось. Единственным напоминанием о легком инсульте, случившемся с ним лет десять назад, было то, что левый уголок рта не всегда повиновался ему.

– Пока что все хорошо, Мэттью. Когда ты сообщил мне о том, что директор ЦРУ сам предложил тебе новую должность, я не сразу поверил в свою удачу. Вот уже несколько лет я всеми правдами и неправдами пытался проникнуть в управление. Ваш директор – динозавр, последний представитель старой гвардии, до сих пор сохраняющий свое место. Но он уже старый и с каждой минутой становится еще старше. До меня доходят слухи, что он потихоньку выпускает бразды правления из своих рук. Я хочу нанести удар именно сейчас, когда его обложили со всех сторон. Сделать это в открытую я не могу: остаются другие динозавры, у которых, хотя они и удалились на покой, остается еще слишком много веса в Вашингтоне. Вот почему я нанял тебя и Мюэллера. Мне нужно держаться на расстоянии, чтобы можно было от всего откреститься, когда дерьмо выплеснется через край.

И все же конечная цель одна: Старик должен уйти, управлению требуется основательная чистка. Оно всегда играло главенствующую роль в так называемых «человеческих методах» разведки, то есть в шпионском ремесле. Пентагон, которым руковожу я, и АНБ,[6]которым руководит Пентагон, довольствовались вторыми ролями. Мы отвечали за разведывательные спутники, за подслушивание – готовили поле сражения, как любит говорить Лютер Лаваль, моя верная правая рука в министерстве.

Однако сейчас мы ведем войну, и я решительно убежден в том, что Пентагон должен взять в свои руки всю разведку. Я хочу, чтобы она была у меня в подчинении, для того чтобы мое ведомство превратилось в еще более действенную машину по выявлению и уничтожению всех проклятых террористических группировок и ячеек как в самой Америке, так и за ее пределами.

Лернер внимательно следил за лицом министра, хотя их отношения были такими долгими и близкими, что он уже понимал, к чему клонит Хэллидей. Любой другой на его месте был бы доволен успехами своего подручного, но только не он. Лернер внутренне собрался, поскольку всякий раз за похвалой из уст министра следовало требование, граничащее с невозможным. Впрочем, Хэллидею на это было наплевать. Он был из той же самой непробиваемой породы, что и президент Линдон Джонсон: крепким сукиным сыном.

– Не хотите ли просветить меня, что вы имеете в виду?

Хэллидей смерил Лернера взглядом.