Красивые, дерзкие, злые - Анна и Сергей Литвиновы

– Марусь!

– А?

– Скоро мы с тобой станем богатыми-богатыми. И будем делать все, что захотим. И тебя обязательно вылечим.

– Хорошо бы.

– Что значит – «хорошо бы»? Точно вылечим. Даже и не сомневайся!

– А ты знаешь... – Она повернулась к нему, подперла голову рукой и пристально посмотрела Степану в лицо. Осеклась, начала снова: – Ты замечал...

Он погладил ее по груди, нежно коснулся соска.

– Перестань! Я тебе хочу одну серьезную вещь сказать! Убери руки! – приказала она.

– Ну?

– Ты знаешь, что Валентина влюблена в тебя?

– В меня? Валька? Что за чушь!

– Да, конечно, влюблена. Это все видят.

– Ерунда полная. Мы с ней друзья просто. С детства друзья. С пятого класса. И никогда у меня с ней ничего не было! Мы даже ни разу не целовались.

– Я знаю, что у вас с ней ничего не было. Но она ведь все равно влюблена. Ты ж ей не запретишь.

– Глупости! Бабья дурь! – проворчал Степан, но в его голосе прозвучало куда меньше убежденности, чем минуту назад. Растерянно и заинтересованно он спросил: – Откуда ты это взяла?

– Оттуда, что она смотрит на тебя, как собачонка. И делает все, что ты ни скажешь. Скажешь в карты играть – играет, скажешь машину мыть – моет.

– Чушь!.. – неуверенно пробормотал Степан.

А Маруся, не слушая его, продолжала:

– Сказал вот деньги украсть, для меня причем, – и Валентина крадет.

– Ерунду ты говоришь. Бредишь. И потом, какая разница! Все равно я ее не люблю.

– Я знаю.

– Я тебя люблю!

– Знаю. Я тебя тоже очень люблю... Степ, – она погладила его пальчиком по голому плечу – сильному, крутому, – раз ты меня любишь, обещай мне одну вещь.

– Проси чего хочешь.

– Только ты не сердись и не ругайся.

– Ну, это смотря что ты попросишь. Если, скажем, шубу или «Феррари» – это пожалуйста. Но только не сейчас, а послезавтра.

– Нет, не нужна мне никакая шуба... И тем более «Феррари»... Ты обещай мне...

Она закусила губу. Замолчала. Надолго.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Степан.

– Обещай, – как будто через силу проговорила Маруся, – что если я умру... То есть когда я умру... ты... ты женишься на Вальке...

– Что ты несешь! – Степан отшвырнул одеяло, вскочил с кровати. – Что ты мелешь!

– А что... – сказала она твердым голосом, однако при этом глаза Маруси были мокры от слез. – Валентина девчонка хорошая... Очень добрая... И хозяйственная... Наверное... А главное, любит тебя... А мне тогда там, – она ткнула пальцем в потолок, – будет за тебя спокойно.

Степан – голый, нахмуренный, раздосадованный – нагнулся к кровати и с размаху отвесил полулежащей Марусе пощечину. Выкрикнул:

– Я не желаю! Этого! Больше! Слушать! Никогда!

Маруся всхлипнула и заплакала.

Степан опомнился, бросился перед кроватью на колени. Стал целовать Марусины руки. Потом отрывал их от ее лица, она сопротивлялась, но он все равно успевал целовать ее мокрые от слез щеки.

– Прости меня, прости, – зашептал он как в лихорадке, – но я очень люблю тебя... И ты никогда не умрешь, Марусенька! Слышишь?!. Никогда!

За девять часов до события

Валентина вышла из своей конторы.

Вышла – в последний раз в своей жизни.

Ей очень хотелось забрать с собой любимую кружку с бегемотиком, которую тетя Инна привезла ей пять лет назад из Братиславы. И еще – мамину фотографию в рамочке. И еще – туфли, только этим летом купленные в магазине «Салита».

Но она понимала: ничего такого делать нельзя. Она навлечет на себя подозрения. С какой стати, спрашивается, она забирает с работы личные вещи? Почему сегодня, вдруг? Не написав заявления об увольнении?

И потом: допустим, взяла она со службы дорогие сердцу предметы. Ну и куда прикажете их тащить? Квартира втайне и быстро продана – за бесценок и вместе с мебелью. Выторгована только небольшая отсрочка заселения. После сегодняшней ночи домой она в любом случае больше не вернется. А брать кружку с бегемотиком на дело – и вовсе смешно.

Валя вышла из офиса, прошла два квартала и нащупала в кармане телефонный жетон. Она специально положила его в пальто, чтобы в сумке долго не искать. Зашла в старый искореженный телефон-автомат, набрала номер.

– Алло, Степан?

– Да, это я.

Голос Степки звучал, как всегда, беспечно.

– Все у них идет по плану. Они поехали куда хотели.

– В банк?

– Не надо болтать таких слов, да еще по телефону! – озлилась она. – Куда должны были, туда и поехали.

– Да ладно тебе, – засмеялся он, – кому мы нужны, чтоб нас подслушивать.

– Посерьезней, Арбенин, посерьезней, – сказала Валя голосом их бывшей классной руководительницы.

Степан так и прыснул.

Валя держалась из последних сил – потому и шутила, чтобы не показать своего страха.

А вот Степка – он, казалось, искренне радуется, что они наконец идут на дело.

– Выедут, как намечали? – оторжавшись, спросил Степан.

– Похоже, да. Часов в двенадцать. И еще: с ними едет босс.

– Какой еще босс?

– Директор нашей конторы. Григорий Олегович.

– Ага. Своим людям он, значит, не доверяет. Хочет собственными глазами убедиться, что инкассаторы его не наколют. Что ж, тем лучше. У тебя будет шанс лично с ним поквитаться.

– Что значит: поквитаться? – нахмурилась Валя. Ей ужасно не нравились разговоры о возможном насилии. Разговоры, которые время от времени заводили Степка с Петром: о том, что они не просто возьмут с собой оружие, но и, быть может, применят его.

– Ну, – вывернулся Степан, – посмотришь своими глазами, как он будет извиваться, когда на него оружие наставят.

– Не хочу я этих зрелищ.

– Дело твое. Не хочешь смотреть – не будешь. Что ж, окейчик! Тогда мы с Маруськой выезжаем. А ты – вместе с Петро. Встретимся на точке. Не забыла, где?

– Ничего я не забыла, – буркнула Валя. При напоминании о Маруське у нее всякий раз портилось настроение. – Ни пуха вам ни пера, голубки.

– И вам не хворать.

– Иди ты к черту!

– И тебя – тем же концом по тому же месту.

Степан повесил трубку.

Все равно Валентине до сих пор казалось, что, несмотря на серьезность приготовлений, затеянное – не больше чем игра. Что-то вроде детских казаков-разбойников или «войнушки». Она, кстати, всегда сражалась в одной команде вместе со Степкой. Помнится, оба в ту детскую пору ходили в лидерах. Особенно когда дело касалось боевых игрищ вроде «войнушки». И так же всерьез, как сейчас, тогда разрабатывали планы, стратегию и тактику.