Жизнь русского обывателя. От дворца до острога - Леонид Беловинский

В XIX в. положение в гвардии изменилось. Рядовой состав, за исключением юнкеров из дворян, комплектовался только из рекрутов, да и среди офицерства, особенно после войны 1812 г. и заграничных походов, сильно понизился материальный уровень: 1812-й год разорил массу дворянства. Особенно небогаты были офицеры полков «молодой» гвардии, получивших гвардейское звание после Наполеоновских войн и включавших немало мелкопоместного дворянства и даже офицеровбурбонов. Генерал К. Ф. Багговут писал, что в лейб-гвардии Московском полку были и крайне бедные офицеры: «В одной квартире жили по трое очень исправных, но бедных офицеров, все жалованье их уходило на то, чтобы быть опрятно одетыми, так что частенько у них не на что было обедать. Тогда в обеденное время им вместо супа денщик подавал вареный дубовый (то есть желудевый. – Л. Б.) кофе» (Цит. по: 137; II, 188). В лейб-гвардии Павловском полку, получившем статус «молодой гвардии» после заграничных походов, «для младших офицеров квартир было очень немного; но зато в каждой из них помещалось очень по многу: в квартире для двух – до шести человек, а для одного – три и даже четыре… Обед их большей частию состоял из пустых щей и каши; дорога была обмундировка, мундир же всегда надо было иметь новенький и все к нему принадлежности, а потому вся эта бедная молодежь, кроме службы, сидела большею частию дома для сбережения формы» (43; 271). После переформирования Семеновского полка туда попало так много бедных офицеров, что Александр I подарил им на обмундирование 70 тыс. руб.

Подробно поведал нам о ценах на офицерское обмундирование и снаряжение в начале XIX в. Ф. В. Булгарин, произведенный в 1806 г. в офицеры и зачисленный в Уланский имени великого князя Константина Павловича полк: «За уланский мундир с шитьем… я заплатил только сорок рублей ассигнациями… Уланская шапка с широким галуном, эполеты и витишкеты стоили мне вместе сорок пять рублей. Лядунка сто двадцать рублей, шарф шестьдесят рублей ассигнациями… Седло со всем прибором стоило… сто двадцать пять рублей, а за полусапожки со шпорами… платили мы пятнадцать рублей ассигнациями. За хороший султан надо было заплатить шестьдесят рублей ассигнациями… Тогда вообще употребляли английское привозное сукно, и лучшее стоило от семи до девяти рублей за аршин. За лошадь заплатил я… триста рублей ассигнациями» (23; 170). Булгарин не упомянул еще саблю и пистолеты, которые, верно, уже были у него, поскольку он уже служил до производства юнкером. Читатель может сам посчитать, что стоил юному офицеру его первый офицерский мундир.

Не слишком радикально изменилось материальное положение гвардейского офицерства и к началу ХХ в. Месячный бюджет офицера 1-й гвардейской кавалерийской дивизии в то время составлял более 200 руб. (72; 227). Служивший в этой дивизии, в Кавалергардском полку, А. А. Игнатьев писал: «Выходя в полк, мы все прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим: оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание полковой истории и т. п. Жалованья не будет хватать даже на оплату прощальных обедов, приемы других полков, где французское шампанское будет не только выпито, но и разойдется по карманам буфетчиков и полковых поставщиков. На оплату счетов по офицерской артели требовалось не менее ста рублей в месяц, а в лагерное время, когда попойки являлись неотъемлемой частью всякого смотра, и этих денег хватать не могло. Для всего остального денег из жалованья уже не оставалось. А расходы были велики. Например, кресло в первом ряду театра стоило чуть ли не десять рублей. Сидеть дальше 7-го ряда офицерам нашего полка запрещалось» (80; 80). Добавим, что гвардейский офицер не мог ездить на простом извозчике, а тем более в конке, но лишь на дорогом лихаче, а лучше – иметь собственный выезд. А. Ф. Редигер, поступивший в 1872 г. в лейб-гвардии Семеновский полк, вспоминал: «Средства мои и брата были очень малы. Содержание было ничтожным. Я как прапорщик получал:

– 312 руб. в год или 26 руб. в месяц – жалованья;

– 96 руб. в год или 8 руб. в месяц – суточных (добавочное содержание);

– 57,14 руб. в год или 4,76 руб. в месяц – квартирных от казны;

– 57,14 руб. в год или 4,76 руб. в месяц – квартирных от города: Итого: 522,28 руб. в год или 43,52 руб. в месяц. Полугодовой оклад жалованья – 146 руб.; из финских сумм – 75 руб.; % от унаследованного от отца капитала – 180 руб. Всего: 993 рубля в год, в том числе 522 рубля, отпускавшихся помесячно. Этой последней суммы должно было хватать на все расходы текущей жизни, тогда как остальные получки шли на крупные расходы: по уплате портному (которому всегда должен), по уплате за офицерские вещи… Полугодовой же оклад, выдававшийся весной, должен был покрывать расходы по лагерному сбору.

Затем были мелкие получки, как порционы, по тридцать копеек за каждый наряд в карауле, суточные в лагере и т. п. Затем помогала из своих скудных средств матушка: не только вся поставка белья была на ее попечении, но она при частых наших наездах к ней оплачивала нам обратный проезд и дарила деньги; так, в 1873 году она дала мне двести рублей и оплатила четыре поездки» (149; I, 60–61). По данным служившего в лейб-гвардии Егерском полку Б. В. Геруа, «младший офицер в гвардии получал 70 рублей в месяц (в армии 60), ротный командир – около 100, батальонный – около 150… Теоретически говоря, на это содержание жить было возможно. Жизнь в России, главным образом – еда – стоила гораздо дешевле; для бессемейного офицера могло быть достаточным, при разумной осторожности…

Однако в Петербурге и в гвардии, помимо соблазна офицерского собрания, были налицо и другие соблазны, а также и разные обязательства, запускавшие руку в карман офицера. Если карман оказывался тощим, напора всех этих расходов он не выдерживал.

Даже в скромных гвардейских полках, к каковым принадлежал и л. – гв. Егерский, нельзя было служить, не имея никаких собственных средств или помощи из дому. В некоторых же полках, ведших широкий и важный образ жизни, необходимый добавок к жалованью должен был превышать последнее в 3–4 раза и больше. В л. – гв. Егерском полку можно было обойтись 50 руб. и даже меньше». Даже обычные расходы в офицерском собрании (нельзя же сидеть сычом и не выпить с товарищами рюмку-другую водки или бокал шампанского) были таковы, что «это неумолимо отражалось в неумолимых книгах казначея, и каждого 20-го числа (по всей России жалованье выдавалось 20-го) офицер получал конверт, в котором нельзя было прощупать никаких денег и который заключал в себе только аккуратно сложенный счет: причитается столько-то, вычтено за то, другое, третье столько-то, подлежит выдаче – 0» (46; 65). И хотя в гвардию шли служить люди обеспеченные, но и для них такие расходы оказывались непосильными. Недаром для «постройки» формы было создано даже кооперативное Гвардейское экономическое общество, облегчавшее положение младших офицеров за счет взносов старших, более высокооплачиваемых. Затем такие общества появились во многих гарнизонах. Москвичам известно ныне снесенное монументальное здание бывшего Военного универмага на бывшем Калининском проспекте – магазина Экономического общества офицеров.