Мое большое маленькое Я - Фабио Воло

Я люблю лето. Утром одеваешься за один миг: майка, шорты, сланцы. Но, признаюсь, мне нравится и зима. Я не большой любитель холодной погоды, но, возвращаясь вечером домой после работы слегка продрогшим под дождем, я начинаю с большим уважением относиться к удобствам своего дома. Я закрываю дверь, снимаю куртку. Зажигаю свет, включаю стерео, наливаю в ванну горячую воду, тщательно моюсь, надеваю удобную одежду, готовлю себе горячий ужин. Мне это нравится. Еще я с удовольствием ем то, чем обычно питаются пожилые люди: овощной суп, полбу, перловку. Обожаю супы. Только я порой добавляю в них столько сыра, что он оседает на дно тарелки и прилипает к ложке. Мне приходится отрывать его от ложки зубами, а если я забуду сразу вымыть посуду, то должен вызывать строителей с отбойными молотками.

Суп я люблю, мне даже нравится минестроне, который дают в больнице. Я знаю, что больничная еда у всех вызывает отвращение, но я просто в восторге от супа и пюре, которыми там кормят больных.

Я нахожу превосходным даже чай с толстым ломтиком лимона, который они приносят на полдник. Интересно, а в этой клинике дают такой чай? К тому же в больнице едят в шесть часов, а зимой это чудо как хорошо.

А еще в больнице можно выпить лучший в мире кофе, тот, что санитары варят для себя и каким не имеют права угощать пациентов. Но однажды меня на неделю положили в больницу, после того как я попал в аварию на мопеде. Я сумел расположить к себе некоторых санитаров и по ночам имел честь отведать их кофе, когда они священнодействовали у своей кофеварки. У меня об этом остались прекрасные воспоминания.

В первые месяцы после возвращения в Италию я почти не выходил из дому. Я хотел закончить книгу, эта работа поглощала меня целиком. Я не только работал над книгой, попутно я заносил на бумагу отдельные фразы, мысли, стихи и даже рисунки. Иногда я начинал рисовать, не зная точно, что хочу изобразить. Чтобы разобраться в этом, мне надо было подумать и понять, куда меня вел появляющийся набросок. То же самое случалось у меня и с литературным текстом. Я принимался придумывать эпизод, как вдруг мои персонажи начинали жить своей собственной жизнью, и теперь уже они водили моей рукой, так что мне самому становилось любопытно, чем закончится их история.

Кроме того, я много читал, смотрел фильмы, слушал музыку, молча сидел в тишине. Я находился в обществе моих новых «друзей-фантомов». Мне нравилось так их называть. Часто какой-нибудь писатель, режиссер, поэт, музыкант был мне ближе и понятнее, чем реальный человек, которого я знал уже много лет. Отдельные фразы из книги, фильма или песни я воспринимал как эхо собственного внутреннего голоса. Я жил изолированно, но не одиноко. Я жил в окружении людей, которые говорили со мной своими книгами и своими произведениями.

На Боавишта я читал книги, принадлежавшие Федерико. Они мне очень понравились. Одну из них мне подарила Софи. Она с легкостью делилась со мной своими книгами, но я предпочитал ставить их на место, мне казалось, что так будет правильней. С собой я взял только «Волшебную гору» Томаса Манна. Она лежит у меня на ночном столике.

В последние дни моей жизни на Боавишта меня безумно потянуло домой. Временами у меня возникает желание оказаться перед дверью своего дома, такое со мной случалось и раньше, чаще всего зимой. Бывало, ближе к вечеру, когда уже стемнело, я еду на машине или в поезде, в домах за окном уже горит свет, и меня сильно тянет к себе домой, ни о чем другом я больше не думаю.

После моего возвращения Франческа была, по сути, единственным живым существом — не считая моих родных, — с которым я изредка виделся. Я как бы ушел в подполье. Я чувствовал себя дикобразом из притчи Шопенгауэра, тем самым, у которого достаточно своего внутреннего тепла и он сам решает, на каком расстоянии ему следует держаться от остальных дикобразов.

После стольких лет я наконец-то больше обращал внимания на собственную самооценку, чем на мнение других людей.

Я часто гулял по городу или катался на велосипеде. Люди, попадавшиеся мне по дороге, говорили практически одно и то же. Они сразу же примеряли ко мне свою таблицу мер и весов. «Ты, кажется, располнел — или я ошибаюсь?» — говорил один встречный. Другой, наоборот, говорил: «Ты вроде как похудел…» И все в один и тот же день. Сообщив мне, похудел я или растолстел, они спрашивали, где я работаю, а в конце интересовались, есть ли у меня невеста. Мой ответ был всегда одинаковым: «Нет, меня невесты не интересуют». На что каждый неминуемо замечал: «Видно, ты еще не нашел свою женщину». Так же часто звучало и прямо противоположное заявление: «Ты слишком любишь самого себя».

В моем городе уже давно живет местный сумасшедший. По легенде, он сошел с ума после смерти жены. Этот человек кружит по городу, без умолку бормочет, жестикулирует, сам с собой что-то обсуждает. Мы его называем Что-нибудь, потому что он, подойдя к прохожему, всегда просит что-нибудь ему подарить. Он никогда не просит денег, а всегда только «что-нибудь, что-нибудь…». Наверное, и меня, заговори я по дороге вслух о том, о чем я думаю, сочли бы, как и его, сумасшедшим. Разница между мной и этим несчастным, не считая его вечной просьбы подарить ему какую-нибудь вещицу, только в том, что у него отсутствует регулятор громкости, то есть он не может думать, не проговаривая вслух свои мысли. Позавчера я принес ему одну штуку. Я захватил с собой из дома старые наушники и подарил ему. Теперь не знающий слабоумного горожанина человек, увидев, как тот бредет по улице и разговаривает сам с собой, наверняка решит, что он о чем-то оживлен но беседует по телефону. Для него он не будет сумасшедшим. Мне тоже, когда я один, нравится говорить вслух, я часто пользуюсь этой уловкой, чтобы уноситься слишком высоко в своих фантазиях.

Что-нибудь остался доволен подарком. Сегодня утром около бара он опять поблагодарил меня, но только за вещь, которую я ему не дарил. Он уже меня забыл.

В баре рядом с моим домом за время моего отсутствия поменялся управляющий, и новый менеджер поставил телевизор, принимающий футбольный канал. Теперь мне кажется, что я сижу на стадионе, потому что болельщики и в баре орут во всю глотку. Часто меня это сильно раздражает. Прошло немного времени, и я развил в себе способность догадываться о результате матча по ругательствам и радостным крикам посетителей. Но это все равно лучше, чем жить в доме рядом с глуховатым человеком, у которого к тому же тошнотворный музыкальный вкус. Например, соседка Франчески все время включает музыку в стиле Рикки Мартина или Шакиры. Я был бы очень рад, если бы она, как и Что-нибудь, приняла в подарок наушники.

Однажды я с утра крутился по дому, наводя в нем порядок. Бывают дни, когда я превращаюсь в примерную домашнюю хозяйку. Я чищу, мою, убираю, а в конце дня и себя привожу в порядок. Принимаю душ, мажу кожу кремом, два или три раза чищу зубы, после чего долго вожусь с зубной нитью, потом аккуратно подстригаю ногти, теперь уже маленькими ножницами. Закончив домашние хлопоты, я решил сварить себе кофе. Когда я закрывал кофеварку, у меня появилось странное ощущение, будто мне всю спину обдало холодом. Я окаменел. Я ощущал чье-то присутствие у себя за спиной, как будто в комнате кроме меня был кто-то еще.