Нет рецепта для любви - Евгения Перова

Киви вздрогнула – что-то холодное и мокрое ткнулось в ее вяло опущенную руку. Собачий нос! Маленькая белая дворняжка с черным ухом, привстав на задние лапки, радостно повизгивала и подпрыгивала – это же Шариков. Киви огляделась – к ней подходил Лёша-Пифагор с поводком в руке:

– Ты чего тут сидишь? Домой неохота?

– А чего это ты Шарикова выгуливаешь? Твоя очередь?

– Да Ирка в гости ушла. День рождения у кого-то.

– Лёша, а можно к тебе в гости? Чаю дашь? А то, правда, домой не хочется.

За чаем Киви незаметно для себя начала рассказывать Пифагору про свои отношения с Артёмом. И как это у него получается – вытягивать все ее тайные мысли? Поразительно! Получается, он единственный человек, с кем она до конца откровенна? Даже Катерине Олеся не могла рассказать того, о чем сейчас говорила Лёше:

– Понимаешь, когда ощущение, что ты должна, то не очень-то и хочется. Даже совсем не хочется. И что с этим делать?

– Да, я бы, честно говоря, не обрадовался, если б узнал, что моя девушка спит со мной только потому, что должна.

– У тебя появилась девушка? – обрадовалась Киви.

– Это я теоретически. Все эти слова: «должна», «нужно», «необходимо» – они как камни, да? Отягощают душу. Ты воспринимаешь «должна» как «обязана»…

– А как еще?

– Ну вот, смотри: ты должна дышать, чтобы жить. То есть ты можешь и не дышать, ради бога! Но тогда ты умрешь. И тут так же. Если ты умрешь, не переспав с ним, значит, должна. А если спокойно будешь жить дальше, значит… Значит, ты дышишь другим воздухом.

– Пифагор, ты – гений!

– Я знаю.

– Мне такое и в голову не приходило. Спасибо. Буду думать над этим.

– Да не за что. Обращайся.

И Олеся отправилась думать над Лёшиными словами: умрет она или нет, если не решится переспать с Артёмом? Но думала она слишком долго, и Артём на этот раз что-то не торопился сделать шаг ей навстречу. А ему было просто некогда: он собирался лететь в Нью-Йорк – на целых три недели. Настроение у него было поганое, но переживал он вовсе не из-за отъезда и долгого перелета. Хотя из-за этого тоже, потому что пока никуда дальше Хургады не летал. Да и встреча с адвокатом родителей – настоящих родителей! – не должна была принести никаких неожиданностей. Главная забота Артёма оставалась в Москве. После того как Олеся сбежала из его квартиры, он был настолько обескуражен, что даже не стал ей звонить. Сама Киви тоже не проявлялась. И вот сегодня он наконец рискнул набрать ее номер – надо же попрощаться перед отлетом! Ничего хорошего из этого не вышло. Артём терпеть не мог эту ее отстраненную манеру общаться: «Что вам, товарищ?» Поэтому он пребывал в крайней мрачности и, когда увидел в открывшихся дверях лифта Нику, ужасно обрадовался:

– О, Ника! Привет!

– Как хорошо, что ты мне попался, – сказала Ника и сунула ему в руки какую-то коробку. – Подержи лифт, я за второй сбегаю.

– Давай я схожу.

– Да она не тяжелая.

Через минуту Ника вернулась еще с одной картонной коробкой:

– Всё, наконец. Поможешь донести до машины?

– Конечно. А что это?

– Остатки барахла. Я переезжаю в другое место.

– Как? Почему?

– Много причин. Месяц назад Натан Львович умер. Помнишь? Соседи мои по офису, Левины. А Инна Ефимовна, его жена, решила прекратить практику, внуками заняться. Одной мне аренду не потянуть, тут дорого. Нашла поближе к дому.

Ника пристроила коробки в багажник и посмотрела на Артёма:

– А ты что такой унылый?

Он махнул рукой:

– Да так, ничего особенного. Слушай, раз уж мы встретились, может, пойдем куда-нибудь, а? Поговорим. Сто лет не виделись.

– Да что-то мне никуда не хочется. Давай просто в машине посидим?

– Прямо в ежовых рукавицах меня держишь!

– Тём, ну прости. У меня и времени немного, честное слово. Потом как-нибудь.

– Да ладно, я шучу.

Они сели на заднее сиденье, и Артём с нежностью взглянул на Нику:

– У тебя что-то усталый вид! Как твои дела?

– Тёма, у нас Анечка умерла.

– Боже мой! – ахнул Артём. – И давно?

– Девять дней во вторник было, – всхлипнула Ника и достала платок из карманчика офисного пиджака. – Ты понимаешь: мы знали, что конец близок, и все равно так больно!

– Я понимаю. Вот горе…

– Придется мне теперь жить с родителями. Будем вместе Курзика поднимать.

– Как он?

– Тяжело. Но что делать? Мою квартиру сдадим, уже есть желающие. Так что сам видишь – у меня началась совсем другая жизнь.

– Дорогая моя…

Артём обнял Нику, и она заплакала. То, что Артём испытывал, было больше, чем сострадание. Горе Ники он чувствовал как свое. Наконец она выплакалась и отстранилась – Артём погладил Нику по голове и поцеловал. Она пробормотала:

– Не смотри на меня, я страшная.

– Ты самая красивая, – очень серьезно сказал Артём. – Прелестная маленькая женщина со взглядом ангела. Очень мудрая и сильная. И ты справишься, я уверен.

Ника покивала, шмыгая носом:

– Спасибо.

Артём снова обнял ее, и Ника, вздохнув, положила голову ему на плечо. Они помолчали, и вдруг Артём тихо спросил:

– Хочешь, я вернусь к тебе?

– Нет, – так же тихо ответила Ника и осторожно выскользнула из-под руки Артёма. – Нет, не хочу. Зачем ты опять заводишь этот разговор?

– Почему нам нельзя вернуться к прежнему? Нам было так хорошо!

– Да потому что прежнего нет! – закричала Ника. – Мы изменились. Наша жизнь изменилась. Да, я люблю тебя. Но я не хочу… Не хочу стать жалкой старухой, которая цепляется за молодого любовника. Понимая, что он остается с ней только из сострадания и ложно понятого чувства долга.

Она замолчала и смотрела на Артёма с волнением – он как-то побледнел, криво улыбнулся и пожал плечами:

– Ну ладно, раз так…

– Прости меня. Прости, дорогой. Я сама не знаю, что говорю. Пожалуйста, не обижайся. Иди ко мне. – И Ника сама обняла Артёма.

– Какая-то страшная глупость, – сказал он печально. – Ты любишь меня, я люблю тебя. И ничего не получается. Ты одна. Я тоже. Мне так чудовищно одиноко! Никого ближе тебя просто нет.

– А как же девочка-журавлик?

Артём опустил голову.

– Послушай, милый, признайся, что ты не думаешь обо мне каждую минуту своей жизни. Ты почти не вспоминаешь меня, правда же? А сейчас увидел, да еще пожалел, вот тебя и повлекло не в ту степь, да?

– Не в ту степь, говоришь? В общем, ты, конечно, права. Каждую минуту я о тебе не думаю. Но когда вспоминаю… Так больно.