Принцесса вандалов - Жюльетта Бенцони

Глаза Изабель искали Агату, искали Бастия. Бастия, верного слугу, надежную поддержку! Неужели и он находится в заключении? Жизнь показалась ей сущей бессмыслицей точно так же, как все вокруг.

— Не могу ли я поехать к себе на улицу Жур?

— Париж для вас запретная территория, госпожа герцогиня. Может быть, позже, когда вам будет разрешено испросить прощения у Его Преосвященства…

Слова хлестнули Изабель, словно бичом, и вернули мужество, в котором она впрочем никогда не испытывала недостатка.

— Просить прощения? За что?!

— За то, что участвовали в заговоре вместе с врагами государства.

— Господь свидетель, что я никогда не состояла в заговоре против Их Величеств, которые олицетворяют наше государство.

— Господин кардинал тоже его неотъемлемая часть, и покушаться на его жизнь это все равно, что…

— Ничего подобного! Никогда даже мысленно я не посягала ни на чью жизнь! В том числе и на жизнь господина кардинала! Я не госпожа де…

Еще секунда, и она произнесла бы имя «Лонгвиль». Но она проглотила имя, которое могло бы бросить зловещую тень и на ее любимого брата. Проглотила и произнесла с негодованием:

— Никогда! Вы слышите меня? Никогда я не опустилась бы до подобной низости! А ваш кардинал напустил на меня свору шпионов, разрешил им прибегнуть к самым подлым средствам, чтобы сломить меня, и после этого вы хотите, чтобы я, Изабель де Монморанси-Бутвиль, герцогиня де Шатильон-Колиньи, благодарила его и просила у него прощения?

Из-за каретного сарая во двор выехала дорожная карета, запряженная четверкой лошадей. Хозяин дома, Николя Фуке, вышел из нее и низко поклонился Изабель.

— Я взял на себя приятную обязанность сопроводить вас, госпожа герцогиня туда, куда вы пожелаете. Наша карета более пригодна для вас, чем полицейская.

Лакей распахнул дверцу, и Изабель увидела пухлые мягкие подушки, теплую полость, ножные грелки и без малейшего колебания воскликнула:

— Благодарю вас, месье! Благодарю от всего сердца!

Она поцеловала Николя Фуке и оперлась на его руку, которую он протянул, чтобы помочь ей сесть в карету. Суперинтендант сел с ней рядом.

— Куда вы желаете ехать, госпожа герцогиня?

Изабель удостоила презрительным взглядом аббата Базиля, который, молча и недвижимо, стоял в нескольких шагах от кареты, и ответила:

— В Мобюиссон, пожалуйста! В аббатство Нотр-Дам-ла-Рояль. Покойная госпожа принцесса Шарлотта де Конде очень любила достопочтенную матушку Катрин Орлеанскую-Лонгвиль, которая с прошлого года сделалась там аббатисой. Я тоже немного с ней знакома и уверена, что подле нее я исцелюсь и душой и телом, а потом поспешу к моему сыну!

Неожиданный сюрприз ожидал Изабель. Стоило карете выехать из ворот, толпа, что собралась на улице, разразилась радостными восклицаниями. Изабель не поскупилась на улыбку для незнакомцев, которые еще не успели забыть, что не так давно требовали смерти Мазарини.

Арест Изабель де Шатильон-Колиньи произвел немалый шум в обществе, еще больший сопутствовал ее освобождению. Многоречивый Лоре посвятил ей очередную стихотворную поэму, где были такие строки:

Прелестная де Шатильон,

Чей красотой весь свет пленен,

Она оправдана была

Монаршьей волей короля.

Она свободна и опять

Будет по-прежнему блистать.

Что же касается злосчастного д’Окенкура, который был причиной всех бед, то он получил то, чего хотел от кардинала, поклялся в верности королю и преспокойно удалился в собственные земли, не помышляя больше о своем «прекрасном ангеле». Но прожил он в тишине и спокойствии недолго. Похоже, в этом человеке жил бес непостоянства. Недолгое время спустя, он вновь перешел на сторону врагов Франции. Но счастья ему это не принесло. Через два года, когда французы осадили Дюнкерк, он был убит пулей из французского мушкета. А вскоре великий Тюренн разгромил испанские войска под командованием де Конде в сражении, которое стало называться «битвой в дюнах», так как происходило на морском берегу.

Аббатство Нотр-Дам-ла-Рояль было основано Бланкой Кастильской, матерью Людовика Святого. Его собор и здание благородных очертаний, где располагались кельи, украсили окрестность неподалеку от замка Понтуаз. Аббатство принадлежало цистерцианскому ордену и было предназначено для дам благородного происхождения. Аббатисами в нем всегда были знатные аристократки. Лет десять назад Катрин Орлеанская-Лонгвиль надела монашеское покрывало, а в прошлом году смиренно приняла крест аббатисы. Внутри монастырских стен, в парке, в стороне от основных зданий королева Бланка построила для себя небольшой павильон, чтобы уединяться в нем время от времени, но уединялся там чаще ее сын, Людовик Святой, а потом и внук[23], который любил приезжать сюда, чтобы «посоветоваться с собой в молчании», как любил он выражаться. Сюда в дни своих несчастий приехала его дочь Изабель, ставшая королевой Англии. Отсюда вылетела молния, покаравшая трех невесток короля и их любовников, обрушив на них жестокий пламень справедливости[24]. Впоследствии короли больше не приезжали сюда, зато принцессы и знатные дамы, желая обрести покой и очистить душу, приезжали часто и охотно, наслаждаясь красотой здешних мест, которые так полюбила Катрин Орлеанская-Лонгвиль, сестра герцога и золовка «несравненной» Анны-Женевьевы де Бурбон-Конде. Именно с ней и желала повидаться Изабель, чтобы исцелить даже не столько тело, сколько душу, прежде чем она увидится с сыном. Она не хотела, чтобы мальчик увидел свою мать в слабости, разбитую физически и душевно.

Зима не обошла монастырь снегом, ветром и холодом. Сквозняки гуляли по широким сводчатым коридорам, однако кельи, отведенные для приезжающих, не лишены были необходимых удобств. Матушка Катрин, так же как и монастырский духовник, умела выслушивать и врачевать сердечные раны. Изабель начала исцеление с исповеди и, рассказав все в мельчайших подробностях, почувствовала большое облегчение, словно приняла очищающую ванну, смыв с себя коросту. И сказала духовнику, что, если он сочтет нужным, она не будет возражать против нарушения тайны исповеди. Духовник весьма удивился.

— Такого нет у нас в обычае, дочь моя, — ответил он.

— Я знаю, но предъявленные мне обвинения слишком серьезны. Открывая Господу свое сердце, я открыла Ему все. Я никогда не злоумышляла на жизнь кардинала Мазарини и ничего для этого не делала.

Простая здоровая пища, заботы ученого аптекаря и молодость Изабель вскоре восстановили ее силы. Она собралась домой.

Матушка Катрин не без сожаления прощалась со своей гостьей. Облегчив душу исповедью, излечив ее от болезненных шипов подозрений, восстановив силы, молодая женщина обрела присущую ей веселость, добродушие и любезность. Но в ней созрело и желание восторжествовать над обидчиками, о чем она не стала никому говорить. Обида ее была велика, и она не собиралась забывать ее. Наоборот, не сомневалась, что наступит день, когда все ее слезы отольются злобным кошкам. Придя к аббатисе прощаться, Изабель приняла с открытым сердцем сердечное приглашение навещать монастырь.