Я подарю тебе "общак" - Евгений Сухов

– А скажите, ведь моего соседа арестовали сегодня ночью ваши люди?

– Нет, его арестовали не мои парни, а милиция, – спокойно ответил Калганов, – но отправил их я, велел прощупать. Ну и дело выгорело. Нашли золотишко. А тебе-то что до этого?

– Ну, я боялся, что это из-за тех сведений, которые я вам сообщил. Он ведь мог догадаться, кто на него настучал, – выдавил из себя Федор, покрываясь от напряжения испариной. Чекист умел ловить на слове, поэтому он страшился совершить ошибку. Малейшая оговорка могла стоить жизни. Тщательно подбирая слова, он добавил с тревогой в голосе: – Скажите, вы же не собираетесь его выпускать? Его же посадят, верно?

– Что-то ты много вопросов задаешь, Расплав, – подозрительно отозвался Калганов. – Смотри, не стоит со мной играть! Сдохнешь как собака!

– Нет, я нет, никогда! – с ужасом воскликнул Федор.

– Слушай сюда, – велел ему Калганов командным тоном, – я выпустил Загорского. Будешь следить за ним.

– Как выпустил… – вырвалось у кузнеца.

– Так, – резко ответил Калганов, – не собираюсь перед тобой отчитываться, паскуда! Делай что говорят и будешь жить! Короче, он появится – ты зайди, поговори с ним. Может, он что расскажет. Потом смотри, кто к нему будет приходить. И главное, если еще раз появится этот Лапа, немедленно звони мне. Все понял?

– Да, конечно, все сделаю, – горячо пообещал Федор.

– У тебя есть еще что-нибудь ко мне?

– В доме на первом этаже у нас живет Денисюк Поликарп Ларионович. Он занимается спекуляцией, – понизив голос, сообщил Федор. – Я все разведал и даже сделал вид, что хочу купить у него кое-что. Он скупает в магазинах Волжскторга дефицитные товары – костюмы, драп, коверкот, патефоны – и сдает их по значительно повышенным ценам в комиссионные магазины, наживая на этом огромные суммы. Например, купленный в универмаге за 600 рублей отрез сукна он тотчас же сдает в комиссионный магазин за 945 рублей, патефон, стоящий в гормосторге 245 руб., сдается в комиссионный магазин деткомиссии за 600 рублей. Я наблюдаю – он все время с мешками и сумками туда-сюда шастает. А Дмитрий Салов, что живет в доме напротив, изготовляет обувь и кожаные пальто, а потом продает их на колхозном рынке, и милиция ему ничего не делает. Он мне сказал по секрету, что платит им по десять рублей штрафу в день, и они разрешают ему торговать. И еще он самогон гонит, угощал меня.

– Хороший самогон? – с издевкой уточнил Калганов, поскрипывая пером по бумаге.

– Да, нормальный, – пробормотал Федор и добавил: – У другой моей соседки, Пивоваровой из третьей квартиры, сын спекулирует. Представляете, двенадцатилетний мальчишка, и туда же, чистит ботинки на проспекте. А ведь он – пионер.

– Факт вопиющий, – лениво поддакнул Калганов, – а посущественнее ничего?

– Посущественнее? – задумался Федор. – Вот недавно Степан Рылов, другой сосед. Он работает на механическом заводе. Предлагал мне купить талоны на обед, которые выдают рабочим. У них на заводе многие занимаются этим – продают карточки, талоны на обед.

– Под существенным я подразумевал антисоветскую агитацию, заговоры, вредительство, – пояснил Калганов.

– Я пока ничего такого не выявил, – виновато пробормотал Федор.

– Так выявляй!

– Да, конечно, – пообещал Федор.

– Все, до связи. – Калганов отключился.

Бледный Федор выдохнул, повесил на рычаг скользкую от пота трубку и вышел из кабинки на подгибающихся ногах, поминутно промокая лицо носовым платком.

В гулком холле к нему обратились с вопросом:

– Гражданин, а закурить не найдется?

Федор вздрогнул и посмотрел на сияющие хромовые сапоги, затем выше, на галифе, заправленные в сапоги, а потом уже и на самого говорившего. Это был высокий статный мужчина в форме красного командира – смуглый, чернявый, с пышными усами и бородой. На груди незнакомца блестели медали и ордена за различные заслуги.

«Наверное, постоялец из гостиницы», – подумал Федор, а вслух вежливо ответил:

– Извините, товарищ, я не курю.

– Жаль, тогда извините, – весело ответил командир и достал из внутреннего кармана портсигар. Открыл его, извлек папиросу, сунул в рот, с хитрым видом прикусил ее, прикурил от спички, неизвестно откуда появившейся в руках, и подмигнул кузнецу.

Федор в страхе попятился. Он не знал этого человека, но тот, судя по всему, знал что-то про него.

– До свидания, Федор, – оскалился незнакомец.

– До свидания, – послушно ответил Федор и бросился к выходу, не разбирая дороги. Он ничего не понимал, но был напуган до полусмерти.

Лапа остался удовлетворен проведенной проверкой. Его маскировка работала, по крайней мере, Федор его не опознал. Всего двадцать минут назад он заселился в гостиницу под личиной красного командира – героя Гражданской войны, приобрел по поддельным документам билет на вечерний поезд и думал отсидеться в номере. Форму, грим и остальное он достал из своего тайника на разрушенных конюшнях у сгоревшего купеческого дома. Нарядившись прямо там, вышел из развалин другим человеком. Его документы были сделаны столь искусно, что редкий специалист мог бы обнаружить в них подделку. Однако Лапа знал, что не стоит расслабляться. В милиции работали отнюдь не идиоты, да к тому же не одни они его искали. Еще бандиты и ОГПУ. Он бросил вызов всем, и теперь приходилось отвечать за базар, как говорится.

Понаблюдав, как улепетывает Федор, «медвежатник» взял у девушки в конторке ключи от номера и повернулся к лестнице. Взгляд упал на объявление, прикрепленное к стене. Лапа остановился, рассматривая свою собственную фотографию. За его голову объявили награду, не многие удостаивались подобной чести. В этот момент за спиной у него к конторке подошли двое в штатском и предъявили администратору удостоверения. Лапа слышал, как один из них потребовал список постояльцев. Вот это уже было нехорошо. Глубоко вздохнув, Лапа вразвалочку направился к выходу. Один из чекистов скользнул по нему взглядом и отвернулся. Им и в голову не приходило, что преступник сможет так изменить внешность.

Лапа вышел на крыльцо и едва не столкнулся с громилами Дрозда. Впереди с важным видом шел Портной, за ним Боцман, сменивший на этот раз тельняшку на черную рубашку, а бескозырку на кепку. С ними были еще трое урок. Все – известные «мокрушники». Одного с усиками звали Зубом, за отсутствие большинства передних зубов, второго небритого, – Гирой, третьего, тощего смуглого и молчаливого, – Глухим.

Взгляды бандитов прошлись по нему, но никто не узнал в красном командире «медвежатника». Боцман брезгливо сплюнул. Портной нахмурился и отступил в сторону. Остальные также пропустили Лапу. Он сбежал по ступенькам и махнул проезжавшему мимо таксомотору. Такси остановилось. Лапа сел и посмотрел на урок, вошедших в двери гостиницы.

– Куда? – поинтересовался седой печальный таксист в потертой форменной фуражке.