Я подарю тебе "общак" - Евгений Сухов

Лапа задумался. И впрямь, куда? Повсюду его искали. Вначале он подумал о Загорском, потом отбросил эту мысль, он и так слишком много раз там светился. На ум пришла Эльвира – певица из кабака. Она не раз оказывала ему знаки внимания, видно, была неравнодушна. Что, если к ней? Лапа знал адрес и знал, что живет она одна. Иногда ее навещал какой-то чин из обкома, который и снимал девице квартиру. Оставалось надеяться, что этот черт сегодня на службе, а не у нее в гостях.

– Эй, товарищ, я спрашиваю, куда вам надо? – настойчиво повторил водитель, повышая голос.

– Мне к Волгокрайсоюзу, – ответил Лапа, приняв окончательное решение.

– Это к Союзу кооператоров, что ли, рядом с кинотеатром Горького, на Пролетарской? – уточнил водитель.

– Да, к нему, – кивнул Лапа и поправил перекосившуюся медаль на груди.

Такси, рокоча двигателем, помчалось по проспекту. Водитель оказался не в меру общительным, надоедал вопросами, где пассажир служил, в каких боях участвовал, кого из героев Гражданской войны знает лично. Лапа сначала что-то врал, потом понял, что это рискованно, и придумал историю с тяжелой контузией, после которой ему окончательно и бесповоротно отшибло память.

– Как, совсем ничего не помнишь? – изумился водитель.

– Только отрывочные воспоминания, – грустно кивнул Лапа, – как скакал на коне, стрелял из пулемета, лица бойцов, потом взрыв и темнота.

– Да, дела, – протянул водитель, тормозя перед серым трехэтажным зданием с большими вытянутыми окнами.

На первом этаже административно-торгового корпуса Волжского краевого Союза кооператоров размещались торговые залы и товарный музей, в верхних этажах – отделы Волгокрайсоюза и его правление, а также несколько жилых квартир. Лапа расплатился и вышел. В глаза бросилась вывеска «Текстиль». В дверях магазина висела табличка «Закрыто», а сами двери были опечатаны. Такое происходило на каждом углу, хозяева частных лавочек либо разорялись из-за непомерных налогов, либо отправлялись в тюрьму за спекуляцию. Правительство душило нэп железной рукой, в то время как в стране не хватало товаров первой необходимости, народ голодал и изощрялся в поисках дополнительных доходов и обмане государственной машины налогообложения.

Лапа обошел дом и вошел в темный подъезд. Эльвира жила на первом этаже. На стук в дверь никто не ответил. Лапа постучал снова. Прислушался. Этажом выше тихо играл патефон. «Интересное кино», – сказал он сам себе и отпрыгнул в тень, так как дверь в подъезд распахнулась, и на пороге возникла человеческая фигура. Лапа не хотел, чтобы его видели соседи. Не хватало еще компрометировать безвинную женщину, чтобы ее потом таскали по допросам.

По лестнице процокали каблучки. Лапа увидел рыжеволосую женщину в легком красном платье, панаме, на шее повязан шелковый шарфик в тон платью. Это была Эльвира. Она открыла дверь, вошла и уже собиралась закрыть ее, как он вломился следом, зажал ей рот ладонью, прижав к стене, захлопнул дверь и прошептал в самое ухо:

– Привет. Без шума. Это я.

Эльвира замычала, попыталась вырваться. Ее широко распахнутые зеленые глаза отражали ужас.

– Это я, Лапа, – еще раз пояснил «медвежатник», сорвал с головы кепку, затем стащил парик, отклеил усы и бороду. Женщина перестала сопротивляться, ужас в глазах сменился изумлением.

– Если я уберу руку, ты не будешь кричать? – ласково спросил он.

Эльвира согласно промычала и попыталась кивнуть. Лапа убрал руку, и она судорожно вздохнула. Ее губы и нижняя половина лица были перемазаны помадой, точно кровью. Певица, сузив глаза, саданула Лапу кулаком в живот:

– Подлец! Напугал до умопомрачения! Дурно теперь.

Лапа хохотнул, не чувствуя за собой никакой вины:

– Подумаешь, в следующий раз будешь внимательнее, заходя в хату. Вместо меня там мог оказаться какой-нибудь гопник с пером. Сама знаешь, какое сейчас время.

– Спасибо, что научил, – язвительно отозвалась Эльвира и отошла от него в глубь комнаты. – Чего пришел-то? Я тебя не приглашала.

– А че подмигивала тогда в кабаке? – улыбнулся Лапа, входя вслед за ней и расстегивая гимнастерку.

– Это у меня такой нервный тик, – пояснила она и, продолжая пятиться, возмущенно вскрикнула: – Эй, чего удумал? Никто не смеет меня трогать! Знаешь, кто у меня кавалер?

– Нет, и мне плевать. – Лапа в одну секунду рывком преодолел расстояние, отделявшее их, и впился губами в губы Эльвиры.

Женщина сопротивлялась для виду, а потом быстро сдалась и сама повалила его на диван…

Они лежали вместе обнаженные, крепко обнимая друг друга. Эльвира курила папиросу, пуская дым в потолок, и болтала без умолку о том, что за день случилось в кабаке, о драке, о том, что Дрозда нашли убитым.

– Как убитым? – встрепенулся Лапа, пребывавший в блаженной полудреме.

– Так, говорят, что твой кореш Слон его «замочил», – радостно пояснила она.

– Слон, да он спятил, что ли? – удивился Лапа. – Зачем он в эти дела полез? Или Дрозд его как-то достал?

– Этого я не знаю, – хихикнула Эльвира, – пришил и пришил. Одно я знаю наверняка – кто-кто, а ты точно свихнулся. Тебя все ищут и хотят порешить. Я тоже свихнулась, что не выставила тебя сразу же. Они и меня убьют, если найдут тебя здесь.

– Не волнуйся, никто меня не засек, – заверил он с улыбкой, – к тому же я компенсирую все твои хлопоты. Знаешь, я теперь богат, как король.

– Ты хочешь мне заплатить! – с обидой воскликнула Эльвира и, отодвинувшись от него, села на диване. – Я тебе не уличная девка.

Лапа поймал ее руку и, притянув к себе, обнял:

– Ну, не обижайся, я не это имел в виду.

– Да что ты! – фыркнула она, вырываясь.

– Правда, – тепло улыбнулся Лапа и резко сменил тему разговора: – Слушай, а у тебя ничего нет пожрать? С утра маковой росинки во рту не было.

– Я обычно в кабаке обедаю, – пробормотала Эльвира, соображая, – не люблю готовить. Да и фигуру беречь надо… Конфеты есть.

– Какие конфеты, – скривился Лапа.

– Монпансье, – улыбнулась Эльвира.

Лапа перегнулся через край дивана, дотянулся до гимнастерки, достал из кармана пачку червонцев, протянул ее Эльвире и велел:

– Вот, сходи, купи съестного и выпить. Сама понимаешь – мне светиться лишний раз нельзя.

– Тут много, – заметила она, разглядывая червонцы.

– Не скупись. У меня еще есть, – заверил Лапа.

– Ох, и бедовый ты парень, – вздохнула Эльвира, глядя на него с печалью в глазах. – Фарт рано или поздно кончается, тебя точно убьют.

– Двум смертям не бывать, – равнодушно бросил Лапа, любуясь ее обнаженной грудью.

Из радиоприемника, установленного на стене, доносились тихие монотонные голоса актеров. Это была популярная радиокомпозиция – оратория «Девятьсот пятый год», текст Пастернака, режиссер Волконский, которую крутили по нескольку раз на дню между лекциями о ленинизме, боем курантов и часами молчания.