Слабо не влюбиться? - Татьяна Юрьевна Никандрова

Но отныне мне на это плевать. Пусть живет, как знает, и делает, что хочет.

Я официально прекращаю сходить с ума по Артёму, мать его, Соколову.

У меня и без него все зашибись. Я докажу это прямо сейчас.

— Ты такая красивая.

Демид медленно приближается и садится рядом. От него исходит приятное согревающее тепло, да и к чересчур приторному запаху его парфюма я уже привыкла. Он почти не вызывает во мне былого раздражения.

Окончательно осмелев, набираю в легкие побольше воздуха и на коротком выдохе требую:

— Поцелуй меня. Прямо сейчас.

Возможно, это надо делать как-то по-другому, и я чересчур форсирую события, но мне отчего-то хочется поскорее перешагнуть запретную черту. Чтобы не передумать. Чтобы не оставить себе шанса отступить.

Лапина дважды просить не нужно. Он тут же подается вперед, придавив меня к спинке дивана, и накрывает мои губы своими. Я закрываю глаза, растворяясь в поцелуе, а затем, дабы повысить градус срасти, запускаю руку в его темные жесткие волосы.

Некстати в сознании вспыхивает мысль, что кудри Соколова на ощупь совсем другие: куда более мягкие и шелковистые, но я сию секунду отгоняю ее прочь. При чем тут вообще Артём?! Я целуюсь с Демидом, а значит, только о нем и должна думать!

Язык парня проталкивается в мой рот, а его рука сминает подол слегка задравшегося платья. Провожу пальцами по его немного колючим щекам и неспешно опускаюсь к вороту рубашки.

Казалось бы, что в этом сложного? Всего-то и нужно расстегнуть пару пуговиц и погладить высоко вздымающуюся грудь Демида. В фильмах девушки всегда именно так и действуют.

Но руки отчего-то деревенеют и полностью перестают подчиняться командам разума. Я как-то резко обмякаю, и моя инициатива, сдувшись, словно проколотый шарик, сходит на нет.

— Что такое? — Лапин жарко дышит мне в лицо.

— Ты… Ты ведь уже делал это, правда? — тихо уточняю я.

— Да, но с тобой у нас все будет по-особенному.

Ложь. Но сейчас я сделаю вид, что поверила.

— У тебя с собой есть? Ну… Ты понимаешь.

— Да. Все будет в порядке. Просто расслабься и доверься мне, хорошо?

Он чмокает меня в щеку, а потом, очертив губами линию подбородка, вновь атакует поцелуем рот. И я отвечаю ему, вкладывая в движения языка всю свою боль и нерастраченную нежность. Отвечаю пылко, страстно, потому что хочу излечиться от своей зависимости. Хочу стать свободной и наконец забыть свою трагично-безответную первую любовь.

Глава 38

Притягиваю колени к груди и устремляю взгляд в маленькое одностворчатое окно. За ним — черное-черное полотно ночного неба с редкими звездами, напоминающими случайно рассыпанные кристаллики. Красиво, конечно, но почему-то от этой сияющей темноты веет холодом. Ну или мне так кажется, потому что холод поселился в моей душе.

— Как ты, Василиса? — Демид запечатлеет поцелуй на моем оголенном предплечье, но я лишь нервно дергаю плечом.

Сейчас мне совсем не хочется, чтоб он меня касался.

— Нормально, — отвечаю я, стряхивая затянувшееся оцепенение. — Застегни, пожалуйста, молнию. Сама не дотянусь.

Поворачиваюсь к нему спиной и жду. Сейчас прохладный металл замка прокатится вверх по моей коже, и между нами все будет кончено. Лапин выполнил свою функцию, и большего я от него не жду.

— Готово, — застегнув замок, он чуть дольше положенного задерживает пальцы на моей шее.

— Спасибо, — вскакиваю на ноги и поправляю сбившуюся прическу. — Ну что, я пойду? Встретимся в общем зале.

Демид по-прежнему вразвалочку сидит на диване. Его рубашка расстегнута, а пряжка ремня безвольно болтается. Такое ощущение, что он никуда не спешит.

— Ты так быстро бежишь от меня, — произносит он задумчиво. — Жалеешь о случившемся?

— Что? — вымученно усмехаюсь. — Нет, конечно. Просто…

Договорить не успеваю, потому что дверь за моей спиной резко распахивается. Оглядываюсь, и сердце тотчас кубарем летит в пятки.

На пороге стоит Соколов. Дышит тяжело и как-то рвано, словно бежал. Его недоверчиво прищуренный взгляд проходится по мне, а потом дергается к Демиду, который, в отличие от меня, не испытывает ни грамма неловкости. Так и сидит, широко расставив ноги и взирая на происходящее с долей высокомерного безразличия.

На секунду, буквально на секунду в лице Артёма отражается граничащая с безумием ярость, но потом она быстро гаснет, уступая место маске равнодушия.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, как-то оправдаться или, по крайней мере, сгладить неловкий момент, но не успеваю вымолвить и слова. С оглушающим грохотом дверь захлопывается, заставляя мне испуганно вздрогнуть.

Я тихо выругиваюсь, направляясь на выход, а вслед мне прилетает насмешливое:

— Ну куда ты, Василис? Неужели за ним? Ты ведь добилась, чего хотела. Просто наслаждайся результатом.

Получается, Демид знал. Знал, что я его использую и, соответственно, тоже пользовался мной. Обоюдная выгода в действии.

— Ты тоже добился своего, — бросаю через плечо холодно. — Поэтому теперь оставь меня в покое.

Вылетаю в коридор и озираюсь по сторонам. Широкоплечая фигура Соколова скрывается за поворотом, и я тут же припускаю за ним. Однако тень, мелькнувшая где-то справа, вынуждает меня притормозить и повернуть голову.

Взгляд упирается в прислонившуюся к стене Диану. На ней лица нет. Печальная, зареванная, с прилипшими к щекам волосами — она лишь отдаленно напоминает блистательную красавицу, которую я знала.

Заметив меня, Орлова шмыгает носом и тут же отводит глаза, делая вид, что мы с ней незнакомы. А затем и вовсе отлипает от стены и нетвердой походкой направляется к дверям, ведущим на улицу. Совсем не в ту сторону, куда пошел Соколов.

Что здесь происходит? Почему она плачет? Они с Артёмом поссорились?

Голову распирает от вопросов, а ответов как не было, так и нет. Именно поэтому я отрываю взор от удаляющейся спины Дианы и вновь устремляюсь туда, где минуту назад мелькнула макушка Соколова.

Миную длинный витиеватый коридор и растерянно развожу руками: друга нигде нет. Куда он мог запропаститься? Ничего не понимаю. Вернувшись немного назад, толкаю дверь уборной и снова вздрагиваю от неожиданности — я нашла его.

Соколов стоит, наклонившись над широкой мраморной раковиной и уперев ладони в ее края. Тугая струя текущей из крана воды бьет в темный камень, разбиваясь об него и брызгами оседая на манжетах Тёмкиной белой рубашки.

— Чего пришла? — голос парня звучит непривычно резко.

От недружелюбности его интонаций я теряюсь. Артём никогда не позволял столь откроенного пренебрежения в мой адрес.

— Я вообще-то не к тебе пришла, а в уборную, — говорю зачем-то, хотя это, само собой, неправда.

Соколов наконец поднимает голову, и его неприязненный взгляд острым лезвием проходится по моему лицу.

— Вась,