Приключения бодхисаттвы - АНОНИМYС

– Я не ханец, – отвечал Ганцзалин, – я хуэй, а хуэй воюют не так, как ханьцы.

– Прекрасно, – кивнул Нестор Васильевич, – идем дальше. После того, как барон возьмет город, он, как и положено, начнет открывать темницы. И в одной из них он увидит нас с тобой. И тогда он спросит: «Так вы и есть тот самый храбрый британец, который сумел проникнуть в Ургу сквозь китайские посты?»…

Бесцветные глаза глядели на Загорского тускло и как-то обреченно.

– Так вы и есть тот самый британец, который осмелился заявить, что привез в город мою бывшую жену? – барон повторил свой вопрос тем же тусклым, безжизненным голосом, по-английски он говорил почти без акцента. Тут Нестору Васильевичу почему-то совершенно ясно сделалось, что ничего хорошего дальше тут не случится.

Он бросил быстрый взгляд на окно. Второй этаж, ничего особенно сложного. Но Ганцзалин, но Мэри?

– Нет, – отвечал Загорский как мог хладнокровно. – Я не британец, я…

Он секунду помедлил и внезапно перешел на русский:

– …ваш соотечественник, действительный статский советник Нестор Загорский.

Ни единая искорка не вспыхнула в мертвых глазах барона Унгерна. Желтая, тусклого золота борода его и усы смотрелись на худом лице как-то избыточно, без них, казалось, вполне можно было бы обойтись. Но без них, вероятно, лицо Унгерна казалось бы незначительным, как это иногда бывает у представителей старых дворянских родов, где вырождение уже берет свое в очередном голубокровном колене. Командующий Азиатской дивизией и бог войны смотрел на Загорского все так же тускло и неподвижно, в какой-то момент стало казаться, что он смотрит не на собеседника, а куда-то внутрь себя.

– Я действительно назвал себя британцем, – продолжал Нестор Васильевич, – но это была военная хитростью. Это нужно было…

– Для чего? – перебил его барон. – Чтобы укрыться за стенами города и сорвать мое наступление? Ведь если бы я поверил, что здесь моя бывшая жена, я должен был бы отложить штурм, не так ли? Таков был ваш расчет?

Нестор Васильевич после небольшой паузы отвечал, что в это должны были бы поверить китайцы, но никак не барон. Задача Загорского как русского патриота и монархиста состояла в том, чтобы помочь Унгерну.

– Вы не монархист и не патриот, – глухо проговорил барон, и глаза его стали медленно загораться адским огнем. – Вы большевик, вы подручный командарма Тухачевского. Харачины Семёнова явились ко мне и рассказали, кто вы такой.

– Это не совсем так, – начал было Нестор Васильевич, но Унгерн не дал ему и слова сказать.

– Вы предатель, и я убью вас, как бешеную собаку! – внезапно рявкнул барон и в руке его блеснул вороненый ствол револьвера.

Это со стороны Унгерна было ошибкой – в угрожающих обстоятельствах Загорский действовал мгновенно и не думая. Сделав два огромных скользящих шага, он на миг исчез из поля зрения барона и, согласно учению Кулака восьми триграмм[17], материализовался уже за спиной собеседника. Хрустнула вывернутая рука, барон взвыл, револьвер со стуком упал на пол. Стиснув зубы, барон напряг все свое худое, закаленное годами испытаний жилистое тело, но силы были не равны, его словно бы медведь взял в объятия. Казалось, легкое усилие – и позвоночник барона переломится, как тростинка.

– Роман Федорович, – увещевательно проговорил Загорский, – прошу вас успокоиться. Дайте мне минуту, и я все вам объясню.

– Ни минуты и ни секунды, – скрипнул зубами Унгерн. – Вы немедленно отпускаете меня, а я обещаю, что смерть ваша будет быстрой и сравнительно безболезненной.

Нестор Васильевич, продолжая держать барона железной хваткой, покачал головой. Его такие условия не устраивали, и он снова обратился к Унгерну с просьбой выслушать его.

– Дайте слово, что если я вас выпущу, вы не станете в меня стрелять, – сказал он.

Однако барон не собирался никому давать никакого слова. Напротив, он поднял правую ногу и с силой опустил ее на плюсну Загорского, крикнув:

– Ко мне! На помощь!

Спустя мгновение дверь распахнулась, и в комнату вбежали есаул Хоботов, капитан Дмитриев и два казака. Однако за недолгое это мгновение Загорский успел подхватить револьвер Унгерна и теперь упер его прямо в висок барону. На Нестора Васильевича глядели четыре пистолета, но лицо его даже не дрогнуло.

– Клянусь богом, – сказал он, прикрываясь бароном, – одно движение – и я убью его!

– Вы не убьете, – сказал барон, сохраняя удивительное хладнокровие, – иначе ваши сообщники умрут в страшных муках. Вы знаете, кто такой подполковник Сипайлов?

Загорский посоветовал ему не запугивать всех вокруг, а побеспокоиться лучше о себе. Не было ничего проще, чем за пару секунд разрядить револьвер в четырех врагов. Но давало ли это ему решающее преимущество? Двор полон казаков и бурят, его не выпустят живым.

– Стреляйте! – крикнул барон казакам. – Чего вы ждете, это приказ!

Лицо у есаула Хоботова дрогнуло, и Нестор Васильевич понял, что сейчас прозвучит выстрел.

– Стойте, – сказал он. – Я сдаюсь!

И бросил револьвер на землю. Секунду помедлив, отпустил барона. В тот же миг его окружили казаки и крепко взяли под руки. Унгерн повернулся к Нестору Васильевичу, с силой сгреб его за лацканы.

– Я вас… – сказал он, обжигая его тусклым огнем из глаз, – я вас собственными руками… Револьвер мне! Капитан Дмитриев сунул ему в руку револьвер.

Внезапно Нестор Васильевич легким движением стряхнул с плеч повисших на нем казаков, сбросил халат, рванул на груди сорочку. На плече его чернела причудливая ракушка.

– Что? – крикнул Унгерн, отступая. – Что это такое?!

– Позовите ваших тибетских лам – они скажут, что это, – отвечал ему Загорский. – Я действительно посланник, но не Тухачевского, а Тринадцатого Далай-ламы Тхуптэ́на Гьяцо́.

– Вы лжете! – скрипнул зубами барон.

– Позовите лам.

Несколько секунд Унгерн размышлял, потом велел увести Загорского, проводив его злобно-растерянным взглядом.

Спустя пятнадцать минут Нестор Васильевич и Ганцзалин уже снова сидели под замком в холодной каменной камере.

– Вот так освободили, – сказал помощник, усмехнувшись. – Видно, и на старуху бывает проруха.

– Если ты намекаешь на мой возраст, то намек неуместный, ты не моложе меня, – отвечал Нестор Васильевич. – Если же ты полагаешь, что мы потерпели неудачу, подожди еще хотя бы полчаса.

– А если нас просто расстреляют? – спросил Ганцзалин.

– Все равно это будет не раньше ночи. Но этого не будет, нужно просто подождать полчаса, в крайнем случае – час.

Ждать, впрочем, пришлось несколько дольше. Ламы заявились в темницу ближе к вечеру. Это были два бритых тибетца средних лет, беспрестанно кланявшихся, щуривших глазки и заискивающе улыбавшихся.