Боги ушли, твари остались - Михаил Владимирович Рогожин

большая радость целыми днями фюрера снимать? Он же считает себя художником. Увидишь, как получится.

В мастерской Гофмана все было готово для съемки. В углу студии он оборудовал нечто вроде пещеры с фонтаном. А для Аделии приготовили платье с латами и крылатый шлем.

— Зачем это? — удивилась она.

— Хочу запечатлеть тебя в образе Брунгильды, — объяснил Гофман.

— А…

Хенни налила себе вина и уселась напротив.

— Звонил Бальдур. Он приехал. Сейчас в рейхсканцелярии. Ждет тебя дома, — сообщил ей отец.

— Вот некстати, — скривилась Хени. Выпила, поцеловала в щеку Аделию и удалилась.

Съёмки длились долго. Аделия не понимала, чего фотограф от неё хочет. А он все искал ракурсы, выражение лица и взгляд. Наконец, устал сам, опустился в кресло и пробормотал:

— Надеюсь, будет из чего выбрать. Хочешь выпить?

— Мне бы домой.

— Не торопитесь, божественная! — с жаром произнёс князь Орланский, выглядывая из-за кулисы, разделявшей студию.

— Ты откуда? — без удивления спросил Гофман.

— Притаился и наблюдал, как работает гений! — князь был, как всегда, в приподнятом настроении. И тут же ногой выдвинул коробку: — Шампанское. Между прочим, из Парижа!

Гофман оживился:

— Тогда другое дело. Вы тут немного поскучайте. Я должен заняться проявкой. Пробный вариант. Это недолго, — прихватил фотокамеру и скрылся в проявочной комнате.

— Вы прекрасны в этом наряде. Уверен, фюрер будет в восторге.

— При чём тут фюрер?

— А вы думаете, для кого он снимает?

Аделия растерялась. Ей такое и в голову не приходило. Князь поспешил успокоить.

— В этом нет ничего особенного. Садитесь, я хочу с вами поговорить.

— Со мной? — удивилась Аделия.

Князь усадил её на диван, достал из кармана пиджака конверт и протянул:

— Прочтите.

Аделия вытащила сложенный вчетверо тетрадный листок в клетку, развернула его и ахнула. Это было письмо от отца… Она сразу узнала его убористый слегка наклоненный влево почерк.

«Здравствуй, любимая Адочка. Мы с мамой все время думаем о тебе, волнуемся. Живём, можно сказать, как все. Нас поселили в комнату на Малой Бронной. Получаем карточки. Очень гордимся, что тебе поручила Родина важное задание. Знаем, не подведешь. Выполни всё, что нужно для нашего народа. Сейчас никто о себе не думает. На фронте погибают ради победы. Уверены, ты не посрамишь наш героический народ. Целуем тебя. Мама плачет. Живём ожиданием встречи…», дальше на подписи «мама, папа» — размытое чернильное пятно от капнувшей слезы. Это вызвало у Аделии истерику.

Она зажала рот рукой и повалилась на валик дивана.

— Ну-ну… возьмите себя в руки, — тихо потребовал князь.

Содрогаясь всем телом, она прошептала:

— Откуда у вас это?

— Вчера передали из Москвы. Теперь вы должны строго следовать моим приказам. И держать язык за зубами. Иначе ваши родители будут расстреляны, — всё это князь произнес по-русски.

Аделия подняла на него заплаканные глаза. Не могла поверить, что это говорит он — опереточный барин из прошлой жизни.

— Вы… наш?

— Я поддерживаю Россию в борьбе с фашизмом. И очень рискую, связавшись с вами. Поэтому вытрите слезы и слушайте внимательно.

Аделия безропотно подчинилась.

— Мне известно, что Альфред принимает участие в разработке одного очень важного плана. Нужно его заполучить. Из-за головных болей он часто работает над документами дома. Хранит их в своем сейфе. Нам нужно до них добраться…

— Как? Я не смогу.

— Сможете. Введете его в гипнотическое состояние.

— Ни за что.

— Верните письмо, — князь протянул руку. Получил его и спрятал в карман.

Аделия лихорадочно соображала, как объяснить князю, что это невозможно и спохватилась.

— Я не бываю в доме Альфреда. Он снимает для меня квартиру.

— Знаю. Завтра же нужно переехать к нему. Это приказ. И не думайте, что я буду миндальничать. На работу с вами задействовали слишком серьезные силы. Шаг влево или вправо приведет к гибели и вас, и ваших родителей. И не вздумайте направлять на меня свои сверхспособности. Я не хуже вас владею методом Гурджиева.

— Кого, кого? — не поняла Аделия.

— Учителя танцев, слышали о таком?

Это повергло Аделию в шок. Она испуганно взглянула на князя.

— Вы знакомы с Лидой Померанец?

— Она всего лишь его ученица, я знаком с самим. Вам придется подчиниться мне.

После этого признания Аделия почувствовала, как её воля вытянулась в струну и неожиданно свернулась в спираль где-то под ложечкой. Она беспомощно кивнула головой. Князь протянул ей платок.

В студии появился возбужденный Гофман.

— Какие получились фотографии! Шедевр!

— Дай полюбоваться, — попросил князь.

— Они еще сохнут.

Фотограф подошел к Аделии.

— А что с глазками? Слёзы? Вы плачете?

— Это от света ваших ламп. Раздражение, — как ни в чём не бывало улыбнулась Аделия, боясь быть разоблаченной.

— Бывает, бывает, — кивнул Гофман, — я знаю отличное лекарство! Князь, позволь открыть шампанское.

— Конечно, у нас есть за что выпить! — вновь громогласно прогремел Орланский.

Глава тридцать четвёртая

Страх и растерянность придавили психику Аделии. Она не могла сконцентрироваться на чем-то одном. Вернулась в свою квартиру на Курфюрстенштрасе и упала ничком на кровать. Даже несколько бокалов шампанского не привели её в чувства. Письмо отца, написанное топорным, не его языком, явно под диктовку, разрывало сердце. Мозг смущала эквилибристика, с которой князь Орланский предстал в новом виде. А душа изнывала от необходимости выполнять его приказы.

Только Аделии показалось, что можно, спрятавшись от всего мира насладиться своим счастьем, как оказалось, что она попала в новую ловушку. Безжалостная действительность схватила её за горло и пригнула к колену такого еще недавно беспечного князя, который и с войной-то никак не сочетался. Трудно было решить, что более поразило Аделию — его связь с НКВД или знакомство с Лидой Померанец и самим учителем танцев. Мир показался Аделии маленькой толкучкой, где каждый по нескольку раз наступает на ноги другому. Куда она ни повернёт, везде за ней следят и требуют подчиняться. А Альфред? Как она может его предать? А родина? А родители? Замкнутый треугольник.

Аделия встала, добрела до ванной комнаты, наполнила ванну, разделась и погрузилась в теплую воду. Нужно было принимать какое-то решение. О том, чтобы признаться во всем Альфреду, не могло быть и речи. Общение с ним убедило Аделию в том, что он искренне верит в идеи национал-социализма, боготворит Гитлера, гордится дружбой с Герингом и сделает всё для победы Германии. А в остальном нормальный, нежный, заботливый, любящий её мужчина, без которого её жизнь не имеет смысла. А с ним? Закрыть на всё глаза? Не подчиниться князю, спрятаться где-нибудь и ждать. Но чего? Родителей расстреляют. Князя, скорее всего, рассекретит гестапо. Там он под пытками расскажет об Аделии. Подозрения падут на Альфреда. Его арестуют. Тоже начнут