Большая книга ужасов – 86 - Мария Некрасова

Заяц приподнялся на задние лапы и ошалело смотрел на меня: вот кому страшно! После родного леса оказаться чёрт знает где, да ещё с каким-то человеком. Наверное, он соображал, что делать, куда бежать. Я бы тоже долго соображал.

На кухне сдвинулся стул, затопала по полу Ленка, вбежала к нам и восторженно завизжала. Заяц вздрогнул, метнулся в мою комнату, передумал, метнулся в родительскую…

Я распахнул входную дверь – пусть бежит. Заяц ещё метался между мной, Ленкой и матерью, не решаясь скакнуть ни в один дверной проём. На ходу он сделал лужу и сам же в ней забуксовал, размазывая по полу. Я отошёл подальше от двери, только придерживая её вытянутой рукой, топнул – и до зайца наконец дошло, куда бежать. Он скакнул в освещённый предбанник, там хлопнула дверь, мелькнула тень, я выглянул.

В предбаннике стоял отец, держа зайца за уши. Он мельком глянул на меня, потом на свою добычу, буркнул «Жив, значит» – и пошёл с ним на улицу. Я выскочил следом, за мной мать с курткой:

– Куда раздетый?!

…Я думал, он его выпустит. Обогнал отца, пробежал вперёд по двору, распахнул калитку… Отец с зайцем прошёл мимо меня к сараю.

– Ты куда его?

– Коля оденься! – мать.

– Куда надо. – Отец возился с ключами, отпирал сарай. Сюда же, сюда он принёс вчера того, сбитого зайца, сказал, будет делать шапку. Но этот-то живой!

– Он живой, слышишь! Давай выпустим!

Отец молча открыл сарай, молча свободной рукой нашарил выключатель. Маленькая жёлтая лампочка осветила нашу рабочую сараюху, где мы делали клюшки, табуретки и чинили поломанный стол. Я всё здесь знаю!.. Точнее, знал.

Инструмент теперь не лежал в порядке, а валялся как попало. На моей скамеечке появился откуда-то кусок брезента, а в углу, на маленькой доске, похожей на гладильную, белела заячья шкурка. Она была натянута наизнанку, но кожа была почти такой же белой, как мех, ещё были уши и дыры с красной каймой вместо глаз.

Я повис у отца на свободной руке и завопил так, чтобы вся деревня слышала:

– Не трогай зайца, он живой!

На секунду отец растерялся. На чужом лице мелькнул страх не страх, а это вот «Что происходит?» – словно с тобой заговорило что-то неодушевлённое. Я попробовал схватить его за пальцы, сжимающие зайца, но получил по руке задними лапами: какие острые когти! Я отдёрнул руку, чтобы повиснуть на другой, и тут же полетел в сугроб.

Хлопнула дверь сарая, лязгнула задвижка изнутри. Откуда-то возникла мать с курткой и стала одевать меня как маленького. Я вывернулся, вскочил и забарабанил в дверь сарая:

– Не трогай, кому говорят!

Хлопнула дверь соседнего дома, и сутулая фигура (кажется, баба Маша) подошла к общему забору и, заслоняясь ладонями от света фонаря, уставилась на меня. Мать торопливо ей что-то объясняла, баба Маша кивала, а мне было плевать, я барабанил в дверь. Я видел эту жуткую шкурку, эту сумку и эти перепуганные глаза зайца, оказавшегося в доме, я видел!..

– Открой!

Баба Маша покачала головой:

– Коля, ты ведь хотел стать охотником: помнишь, когда маленький был?

Помню. Только это другое. Он живой, он живой, его уже сбили, а он выжил! Даже преступников не вешали повторно, если верёвка обрывалась. Он уже спасся, так нечестно!

– Так нечестно!

Распахнулась дверь сарая, вышел отец, влепил мне оплеуху и тут же захлопнулся обратно. Он не бил меня ни разу в жизни.

Баба Маша опять покачала головой и ушла к себе. Мать молча повела меня в дом, я не сопротивлялся, потому что проиграл. Проигрывать надо уметь, это я усвоил. И терять тоже надо уметь.

– Ну что ты, глупый, ревёшь, мы детьми знаешь как зайчатину лопали! Деликатес был. Это у вас, оболтусов, всё есть, а отца уже не изменишь. – Мать обметала снег с моих тапочек, это выглядело так жалко, что я разревелся с новой силой:

– Он не был таким! Он так не делал раньше!

– Ну, ты тоже хорош! Чего полез под горячую руку: видишь же, человек не в настроении, а ты ему: заяц! Да ещё на улице, чтобы все соседи слышали! Позорище! Что заяц – о нас подумай!

– Я и думаю! Он не был таким!

– Это из-за мотоцикла… Ну ничего же не произошло, ну подумаешь, оплеуху получил. Да этих оплеух раздают… Скажи ещё, в школе от друзей не получал!

Получал. Но то было другое. То друзья, им можно дать сдачи.

– Всё, не показывай сестре плохой пример. Ничего страшного не произошло. Придёт отец – извинишься, понял? – Она шла впереди меня и не видела, что я не кивал. Открыла дверь, вошла в дом, я за ней.

Ленка уже сидела перед теликом, ждала, пока включат «Спокойной ночи». Значит, скоро уже. Я пошёл к себе, цапнул со стола одну из книг, принесённых Верховцевой, и завалился на кровать. (Ничего страшного не произошло.)

Скоро захлопала дверь, в дом стали стекаться мамы с малышами на свои «Спокойной ночи». Они топтались в прихожей и размазывали оставленную зайцем лужу, которую мать забыла вытереть в этой суматохе. Дети шумели. Мамы болтали на кухне, а за стеной в сарае лязгало железо и визжала ножовка. Я старался не думать, что ею пилят. Я был хорошим мальчиком, я готовил доклад.

«Личина, или Подселенец: в древнеримской мифологии душа умершего злого человека, убийцы, преступника, способная причинять зло и даже убивать живых. Если вскрыть могилу бывшего убийцы или нечаянно оказаться неподалёку от такой, Л. может вселиться в живого человека и управлять им. Тогда человек становится не похож на себя: добрый становится злым, жестоким и нередко идёт на убийство. Люди с Л. внутри выглядят как обычно, только немного меняются в лице. Благодаря паразиту они живут дольше обычных людей».

«В древнеримской мифологии» – хорошенькое устное народное творчество! Интересно, в классе это вообще кто-нибудь заметит? Хотя какая разница! Мифы – они и есть мифы. Если только не похожи на правду. И при чём здесь вообще личина. Личина – это от слова «лицо», маска! Я вспомнил, как быстро затянулась у отца разбитая бровь.

Как будто возвращая меня к реальности, в сарае завизжало точило. Вообще-то я люблю этот звук, особенно когда он приглушён двумя толстыми стенами, но сегодня вообще всё не так. (Ничего страшного не произошло.) Дети ещё смотрели «Спокойной ночи», у нас у одних во всей деревне есть телик, у Петровича ещё – но кто ж пойдёт ночью на кладбище мультики смотреть! Поэтому все собираются у нас. Дети смотрели, а точило визжало. (Ничего страшного не произошло.)

Оно визжало полночи, это точило, уже все разошлись, мать уже уложила Ленку, принесла мне микстуру, а оно визжало. Я читал глупую скучную мифологию про личин и не мог оторваться. Кажется, уснул с книжкой.

Я проснулся от смутного беспокойства: личины! То есть книга! Она лежала прямо у меня на подушке, впиваясь уголком в лоб. Вчера я прочёл что-то важное и забыл записать, чтобы не забыть, и опять забыл.