Все дороги ведут в Рим - Роман Буревой

Постум поднялся. Двери курии были открыты, и на пороге, как всегда, толпились любопытные. На местах для прессы было полно репортёров. Как бы Бенит ни старался, ему не удастся скрыть спор с императором.

– Объявляется перерыв! – объявил дребезжащим голосом первый сенатор[23].

Бенит тут же подошёл к Августу.

– Ты что, вчера хватил лишнего в Субуре? Зачем тебе понадобился этот Гней Рутилий? Наглый заносчивый мальчишка не может стать префектом претория.

– Он – не мальчишка. А легат Десятого легиона. Его отец погиб в Нисибисе. У него свои счёты с монголами. Он несколько раз сталкивался с ними. Он знает их уловки, их тактику и стратегию. Макрин не может командовать армией. Он её погубит. Монголы на пороге Готии. Если мы хотим помочь Книве, то должны действовать быстро.

– Слушай, Постум, я ценю твой напор, твою агрессивность. Мне это нравится. Но оставь это дело. Я обещал пост префекта претория Макрину, и я назначу Макрина. Он справился с гениями, справится и с армией. Он заслужил. У нас лучшая конница в мире. Пусть монголы попробуют с нами тягаться.

Постум подошёл к толпящимся у входа любопытным. С сначала заседания толпа изрядно выросла. Все ступени курии были запружены народом. А с форума подходили все новые и новые. Кто-то из репортёров протиснулся к императору. Потом второй, третий. Целая гроздь микрофонов тянулась к лицу Августа. За последние дни репортёры осмелели. Они первыми чуют запах перемен. Раз они оживились, значит, что-то грядёт, что-то куда более интересное, чем гонки колесниц, запряжённых обнажёнными красотками, чем буйства в Субуре и кровавые бои на арене Колизея. К сожалению, сенаторы перемен не чувствуют и, как прежде, заискивают перед Бенитом.

– Я предложил назначить Гнея Рутилия на пост префекта претория, – сказал Август. Он нервничал, то говорил слишком громко, то переходил почти на шёпот. – Но сенат отказывается утвердить моё назначение.

Все загалдели разом. «Почему?», «Кто против?», «А есть ли другие кандидатуры?», «Что ты сам думаешь о Макрине, Август?» – вопросы сыпались градом, Постум только поворачивался к репортёрам, но не успевал отвечать. Наконец он выкрикнул:

– Макрин – палач! Ничтожество! Он погубит армию. Можете так и написать: он погубит армию!

– Почему выбран Гней Рутилий? Разве он не слишком молод? – тут же сразу двое или трое полезли с вопросами. – Из-за того, что отец его погиб в Нисибисе?

Один из репортёров говорил с сильным акцентом. К тунике его была приколота тессера со знаком «Лондиний-кронос».

Август не стал отвечать и вернулся в курию. Во всяком случае, в Альбионе точно узнают, что он был против назначения Макрина. А значит, узнают и в Империи. Нелепо. Он, римский император, надеется на помощь Лондиния. Впрочем, не только на помощь Лондиния. У него есть союзники куда страшнее. О них вообще лучше не говорить.

Он полагал, что встреча с прессой пройдёт куда эффектнее. Она мыслилась как маленькая победа. А вышло путано и как-то некрасиво. На победу никак не походило. Август не без труда подавил разочарование и принял невозмутимый вид.

Заседание возобновилось. Первым делом император потребовал, чтобы в сенат пригласили Гнея Рутилия. Это означало перерыв на несколько дней. Кто знает, может, дух перемен успеет проникнуть в сенат. Но его предложение отклонили. Кто-то вспомнил, что заседание надо бы сделать закрытым. Но сенаторы так привыкли говорить «нет», что отвергли и это предложение. Пресса осталась в зале. Толпа у дверей жужжала встревоженным ульем. Для того чтобы отклонить кандидатуру Рутилия, требовалось две трети сената – четыреста голосов. Набралось четыреста двадцать.

– А теперь голосуем по кандидатуре Макрина! – объявил первый сенатор.

Тут из толпы у входа выскочил немолодой легионер в красной тунике и броненагруднике, но без оружия – входить в курию с оружием было запрещено – и выкрикнул срывающимся голосом:

– Седые комары! Совсем сдурели! Макрин! Какой, к Орку, Макрин! Вы же всех погубите! Император, спаси! Император!

Несколько человек в чёрных туниках двинулись к ветерану, рассекая толпу. Взметнулась рука. Сверкнуло лезвие. Короткий хрип – и человек, захлёбываясь кровью, рухнул на пол. Крики ужаса, проклятия, визг. Сенаторы, сидевшие в первых рядах, кинулись на пол, пытаясь забиться под кресла. У дверей началась давка – люди с форума пытались прорваться в курию, чтобы узнать, что там происходит, хотя радио транслировало заседание сената, и голоса разносились по всему форуму. Свидетели убийства рванулись вон из здания. Крики людей, затоптанных и раздавленных, доносились даже в зал заседаний. И вся эта фантасмагория была раскадрована высверками фотовспышек.

Вигилы бездействовали. Несколько исполнителей дрались с ветеранами-легионерами.

Бенит усмехнулся в лицо юному императору:

– Вот первые плоды твоей глупости, мой мальчик. Первые трупы. Так что ступай-ка лучше в Субуру. С девками ты обращаешься лучше, чем с сенаторами.

– Пусть сенаторы проголосуют по кандидатуре Макрина, – потребовал Август.

– Хорошо, – Бенит удовлетворённо кивнул. – Проголосуем. Но запомни: ты сегодня мне очень не понравился.

Порядок был кое-как восстановлен, отцы-сенаторы выползли из-под кресел и заняли свои места. Кандидатуру Макрина поставили на голосование. «За» – четыреста один голос. Постум усмехнулся. А кто говорит, что один человек ничего решить не может? Один голос – и Макрин утверждён.

Власть – это всегда мистерия безвыходности. Вернее, выход один – в безумие и беззаконие.

Август поднялся и вышел из курии, не дожидаясь конца заседания. Ликторы с трудом прокладывали ему дорогу в толпе. Репортёры все ещё суетились вокруг. Август ничего не сказал. Вместо него охотно ответил знаменитый писатель Неофрон:

– Бенит, конечно, мелок, но он всегда уважал армию. И я уважал его – до сегодняшнего дня.

«Как хорошо было бы, – подумал Постум, – если бы меня сейчас убили. Мне бы не пришлось переживать эти мерзкие тошнотворные, отвратные, грязные, фекальные минуты…»

Ему казалось, что его сейчас вырвет.

Из курии император явился мрачнее тучи. Ожидалось, что молнии враз ударят и испепелят все вокруг. Так и вышло. Гроза разразилась. Забегали слуги, на кухне возникла краткая паника. Лишь преторианские гвардейцы, охранявшие Палатин, оставались невозмутимы. Ясно было, что Август устроит очередную попойку и будет дебоширить до утра. Обо всем этом было тут же доложено соглядатаям Аспера и Макрина. Бениту эти сведения не поступали: они были из рядовых.

И вскоре в триклинии началась шумная и безобразная пьянка. Позвали мимов, но через час актёры были изгнаны. Буйству Августа не должно быть лишних свидетелей – этот принцип свято соблюдался на Палатине.