Россия и Запад. От мифов к истине - Валерий Шамбаров

И она повела собственную борьбу.

Кстати, датировать написание Жития свв. Петра и Февронии косвенно помогает и предисловие к нему. Оно большое и довольно необычное для агиографической литературы, представляет собой как бы развернутый «символ веры». Кратко излагаются основные догматы Православия, учения о Св. Троице, сотворении мира, пришествии Христа, прославлении Господа через Его святых. Наличие такого предисловия становится понятным, если учесть: в конце 1553 – начале 1554 г. важное место в жизни страны заняли процессы над ересью «жидовствующих». Она выявилась из болтовни еретика Башкина, была раскрыта крупная организация. За ней следствие обнаружило еще несколько групп – Артемия Пустынника, Феодосия Косого. Прошел ряд заседаний Освященного Собора. И предисловие к Житию служит явным откликом тогдашних споров, оно буквально по пунктам противопоставляет православные взгляды утверждениям еретиков.

Именно эти процессы Анастасия и ее партия попытались использовать для атаки на противников – потому что открылись их связи с сектантами. Башкин вместе с Адашевым и Шуйским прежде выступали поручителями за князя Турунтая-Пронского, пытавшегося сбежать в Литву. Члены еретической организации Борисовы-Бороздины приходились дядями по матери Владимиру Старицкому, поддерживали его во время бунта. А с Артемием Пустынником был напрямую связан Сильвестр. Передавал Ивану IV его поучения, ввел к царю его самого. По протекции Сильвестра никому не ведомый «старец» получил вдруг высокое назначение – игуменом Троице-Сергиева монастыря. Но пробыл им недолго, монахи заподозрили в настоятеле неладное, и он сбежал.

С обвинением выступил дьяк Висковатый. Однако из материалов суда видно, что он действовал не от себя лично. Нужные книги, чтобы подкрепить доводы, дьяку дали родственники царицы, Василий Захарьев-Юрьев и Михаил Морозов. Висковатый подал митрополиту «писанье», что «Башкин с Артемьем советовал, а Артемий с Сильвестром». Но удар был нанесен неумело. Желая поразить противника посильнее, к обвинениям добавили «до кучи» все что можно. В частности, что Сильвестр поместил в Благовещенском соборе неканонические иконы. А это легко опровергалось. Сильвестр имел сторонников среди церковников, бояр. Нажали на митрополита. И наряду с иконами все обвинение в целом было признано клеветой, за что собор наложил на Висковатого трехлетнюю епитимью.

Ну а царь даже к еретикам подошел очень милостиво для XVI в. Никого не казнил, ограничившись монастырским заключением. Причем главные фигуранты, Артемий Пустынник и Феодосий Косой, вообще не понесли наказания! Феодосий удрал из Москвы, Артемий – по пути на Соловки, куда был сослан. Оба каким-то образом скрылись из-под стражи, благополучно пересекли границу и очутились в Литве. А это, в свою очередь, служит еще одним доказательством – еретики и впрямь имели очень могущественных покровителей.

Царица и ее партия потерпели неудачу, но не успокоились, готовили следующую атаку. И летом 1554 г. внезапно задумал бежать в Литву князь Семен Ростовский. Он являлся одним из участников мятежа, но был прощен, получил боярство – а полтора года спустя он и его родня Ростовские, Лобановы, Приимковы, Катыревы почему-то настолько перепугались, что решили бросить огромные владения, богатства и спасаться за рубежом. Почему? Как позже выяснилось, многие важные подробности заговора 1553 г. царю еще не были известны. А Ростовский обнаружил – к нему подбирается следствие, вот и забеспокоился, что «не удастся это дело укрыть». Спрашивается, кто же вел расследование? Не царь. Его действия по-прежнему контролировались «избранной радой» (куда входил и Ростовский). Остается единственный вариант – разбирательство вели Анастасия и ее родственники.

Попытка бегства провалилась. К королю Сигизмунду II был послан Никита Лобанов-Ростовский, договориться, чтобы приняли высокопоставленных эмигрантов. Его задержали, он раскололся. Изменники предстали перед судом Боярской Думы. Семен Ростовский действительно выложил много нового о прошлом заговоре, назвал организаторов, планы, признался, что царевича Дмитрия (а значит и царицу) намеревались умертвить. Но, как отмечает академик Р.Г. Скрынников, исследовавший материалы процесса, судьи «намеренно не придали значения показаниям князя Семена насчет заговора… Главными сообщниками Семена Ростовского были объявлены княжие холопы». То есть, дело замяли, не стали раскручивать клубок в боярской верхушке.

Хотя обвинений и без того хватило. Открылось, что крамольники были связаны не только с еретиками, а уже давно поддерживали контакты с Литвой, передавали ей военные и государственные секреты. Боярский суд приговорил Ростовского «со товарищи» к смерти. Но… и в этот раз кары не последовало. С ходатайством выступили митрополит, бояре. Сильвестр очередной раз напомнил царю о греховности гнева и ненависти, о долге государя быть милосердным и «кротким». Да и сам Иван Васильевич все еще не хотел проливать кровь своих подданных. Казнь заменил на довольно мягкую ссылку в Белоозеро. А временщики помогли, чтобы ее условия были еще мягче. Впоследствии Грозный писал Курбскому, что после осуждения Ростовского «поп Селивестр и с вами, своими злыми советниками, того собаку учал в великом бережении держати и помогати ему всем благими, и не токмо ему, но и всему его роду».

Нет, не Анастасия умиротворяла «ярость» царя! Он сам считал нужным воздерживаться от жестоких мер. А фавориты умело играли на этом в своих целях, поддерживали его убеждения. Царица, же, напротив, была сторонницей более решительных и радикальных действий. И мы имеем доказательство, что именно она и ее сторонники инициировали дело Ростовского, подтолкнувшее его к бегству. Сразу после суда над ним «избранная рада» нанесла ответный удар – по партии Анастасии! Власть временщиков оставалась огромной. В частности, Адашев возглавлял Челобитный приказ, имел прекрасную возможность инспирировать доносы на неугодных. Летописцы отмечали: если кто-либо посмел вызвать неудовольствие Адашева, такому человеку «бысть в тюрьме или сослану».

И покатилось! Летом 1554 г. Данила Захарьин-Юрьев был отстранен от должности дворецкого Большого Дворца, вслед за ним Владимир Захарьин-Юрьев снят с поста тверского дворецкого, отправлен в Казань. Опалам и ссылкам подверглись родственник Захарьиных казначей Головин, близкий к ним хранитель государственной печати Никита Фуников Курцов… Партия царицы подверглась самому натуральному разгрому! Зато в 1555 г. получили боярские чины Курбский – друг Адашева и Старицких, Катырев-Ростовский – один из вчерашних подсудимых, не сумевший сбежать в Литву. Да и Семен Ростовский через год был возвращен из ссылки ко двору.

Что ж, временщики подмяли под свое влияние Боярскую Думу, формировали из своих людей окружение царя, удаляли из него противников. Кроме одного. Одного противника они удалить не могли. Анастасию. Она оставалась и каналом для передачи информации мужу. Не той, которую преподносили ему фавориты, а объективной – что реально делается в стране. И постепенно она добилась своего. Иван Васильевич начал по-иному оценивать ближайших советников, усомнился в их верности и честности. Об этом свидетельствует проведенная им вторая полоса реформ – во многом противоречившая первой, начала 1550-х.

В 1556 г. царь упразднил всю существовавшую систему администрации, наместников и волостелей.