Гринвич-парк - Кэтрин Фолкнер

Дэниэл сбрасывает ноги с кровати и, не одеваясь, прямо в трусах и футболке, идет вниз, словно не верит мне и хочет убедиться собственными глазами. Через несколько минут он возвращается. Возбужденный.

— Она не сказала, куда подалась?

— Нет, — качаю я головой. — Я теперь чувствую себя ужасно… мы повздорили вчера вечером…

— По поводу?

— Ты не поверишь. Я нашла в ее комнате твой лэптоп.

— Серьезно? Она украла его, что ли?

— Получается что так, — пожимаю я плечами.

— Боже. А что было потом?

— Да в том-то и дело, — медленно говорю я. — Я точно знаю, что велела ей убираться. Но… это так странно… толком не могу вспомнить, что происходило потом. Как я спать пошла и прочее… помню очень смутно. Как будто пьяная была.

Дэниэл садится на кровать рядом со мной, поправляет на носу очки.

— Может, по ошибке выпила что-то не то?

— Исключено. — Я начинаю обкусывать заусенцы на большом пальце.

— Ох, Хелен. Ты просто очень устала. — Дэниэл привлекает меня к себе, крепко обнимает. Затем принимается меня укачивать.

Я выворачиваюсь из его объятий.

— Здесь что-то не так. Ты видел ее до того, как она ушла? Она была расстроена? Она предупредила тебя, что уходит?

— Мне она ничего не говорила.

— А ты вообще видел вчера, как она покинула вечеринку?

— Нет. Наверное, я уже лег спать.

Похрустывая хрящами на шее, он тянет голову в одну сторону, потом — в другую. Затем берет меня за руку.

— Ка ты думаешь, нужно что-то делать? — спрашиваю я.

— Например?

— Не знаю. — Ладонями я потираю глаза.

— Хелен, ну что ты в самом деле? — увещевает меня Дэниэл. — Рейчел — взрослая. Она сама способна позаботиться о себе. И ты уж прости, но я рад, что она ушла, как бы грубо это ни звучало. Своим присутствием она подрывала устои нашей семьи.

Я смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Просто… я считаю, что лишние стрессы нам ни к чему. А по поводу вечеринки ты была права. Прости. Я не проявил должной твердости в разговоре с Чарли. Но мне и в голову не могло прийти, что он натащит к нам столько народу.

— А при чем тут Рейчел?

— Ни при чем. Я знаю, что ты была против вечеринки, вот и все. Прости, что я настоял. Я все уберу.

Я тяну за торчащую нитку на рукаве джемпера. Шов изнутри расходится.

— Может, в полицию сообщить, что она исчезла? Как ты думаешь?

— Что? Зачем? — Дэниэл поднимает глаза к моему лицу.

— Не знаю… только странно это как-то. Взяла и исчезла без следа. Ты не находишь?

Дэниэл пожимает плечами.

— Но ты же сама велела ей уйти? — Он снова накрывает рукой мою ладонь. — Я считаю, нам просто нужно вернуться к прежней жизни. Сосредоточиться на нас, на ребенке.

Помолчав, он добавляет:

— Я мог бы перекрасить комнату, раз она теперь пуста. Если хочешь.

— Правда?

— Конечно.

Дэниэл стягивает через голову футболку, бросает ее на пол и идет в ванную принимать душ. Услышав шум льющейся воды, я ложусь на кровать. Комната вращается. Я закрываю глаза, пытаясь вспомнить, чем закончилась моя ссора с Рейчел. И не могу. Так бывает, когда просыпаешься и не можешь вспомнить приснившийся сон. Какие-то образы вроде бы всплывают в сознании, но тут же растворяются.

Дэниэл выходит из ванной, вытирая голову. Увидев мое лицо, он останавливается, швыряет полотенце в корзину для грязного белья и садится возле меня.

— Ну хорошо, — говорит он, — я вижу, ты никак не успокоишься. Начнем с самого главного. Пошли ей сообщение, спроси, как дела. Наверняка у нее все в порядке. А ты просто себя накручиваешь.

— Да, это мысль, — киваю я. Дэниэл вертит шеей. Он все еще бледен.

— А знаешь что? Я, пожалуй, схожу на пробежку. Побудешь одна, ладно?

— Что? — ошеломленно моргаю я.

— Я не долго.

— Дэниэл, но ты же только что из душа. И вид у тебя больной.

— Я абсолютно здоров.

У меня опять все плывет перед глазами.

— Ладно, — бормочу я. — А я немного полежу.

Я слышу, как за ним закрывается входная дверь, слышу его тихие шаги на дорожке. Снимаю пальто и ложусь под одеяло. Набираю сообщение Рейчел. Отправляю. К моему облегчению, через десять минут приходит ответ — для нее нехарактерно длинный. Она пишет, что жива-здорова. Сожалеет, что мы повздорили. Решила, что какое-то время поживет у мамы. Надеется, что мы по-прежнему подруги. Желает мне удачи с ребенком.

Я пытаюсь расслабиться. Убеждаю себя, что она жива-здорова, у нее все хорошо. И она покинула нас. Действительно ушла. Но почему-то в глубине души чувствую, что это еще не конец.

Болезнь настигла маму, когда мы еще были маленькими, и периодически возвращалась к ней всю ее жизнь, как перелетные птицы, за которыми мы вместе наблюдали в парке. До конца излечиться ей не удавалось. И постепенно болезнь поглотила ее, как вода в наполняющейся ванне, которую невозможно остановить. Она промерзла в ней, промерзла изнутри. Посему, когда мама в тот день на скорости девяносто миль в час резко свернула на разделительную полосу, нас больше всего удивило то, почему это не случилось на много лет раньше. И еще — как она решилась на это, если с ней в машине сидел папа. Это понять было труднее всего.

Вода, что поглотила маму, едва не залила и меня. Несколько раз, в более юные годы, я была на грани. Именно поэтому мама с папой отправили меня учиться в тот же университет, где получал образование мой брат — чтобы было кому за мной приглядывать. Именно поэтому они так обрадовались, когда я познакомилась с Дэниэлом. Думаю, с появлением в моей жизни Дэниэла я стала для родителей меньшей обузой.

Какое-то время я чувствовала себя превосходно. Но потом вода снова чуть не захлестнула меня — когда спустя всего несколько месяцев после гибели мамы с папой я потеряла и своего первого ребенка. Никогда не забуду, как его уносили — в серебристом почкообразном лотке, накрытом куском бумажного полотенца. Как мусор. Словно он был ничто. Мне сказали, что я не захочу это видеть. Но я хотела, хотела. Заявила, что мне все равно, как он выглядит. Что он — мой. Что для меня он — само совершенство.

Но они покачали головами и влили мне в рот какую-то тошнотворно-сладкую жидкость, после чего я провалилась в забытье, лежа на бумажной подушке. Когда очнулась, вокруг было все то же самое: квадратные белые лампы, пикающие приборы, жесткая постель, ощущение пустоты в теле. Только теперь к моей руке была подсоединена какая-то трубка, и у меня больше не было сил горевать.