Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо - Юлия Шилова

— Да я его укутаю потеплее, — заботливо проговорила сердобольная женщина. — Варежки теплые куплю. Топор дам, он мне дров нарубит, сложит их во дворе красиво. А я его чаем горячим поить буду. Мы баньку растопим. Я его веничком по спинке похлопаю — всю дурь из него выбью. Буду потихоньку его к холоду приучать. У меня недалеко от дома прорубь есть, я постоянно в нее ныряю. После баньки распаренный выбегаешь и сразу в прорубь ныряешь. Так хорошо! Красота! Я и Хасанчика приучу постепенно босиком по снежку бегать.

— Да какая ему прорубь?! Он же сразу пойдет на дно. У него даже легкие не приспособлены к холоду. Он, кроме как на верблюде кататься, вообще ничего не умеет. А как же он там в Сибири без мечети‑то будет? Ему молиться по нескольку раз в день нужно?!

— Да пусть себе молится, — махнула рукой размечтавшаяся Клава. — Кто ж ему мешает? Уж пусть лучше мужик молится, чем по бабам гуляет и водку пьет.

— Да они тут спиртного не пьют, — на всякий случай объяснила я Клаве. — Они тут наркотиками балуются.

— Наркотиками?! — Клава посмотрела суровым взглядом на явно уставшего от нашего диалога, растерянного Хасана и грозно спросила: — Хасанчик, ты что, наркотиками балуешься?! Наверное, колешься?

— Клава, да побойся Аллаха! — возмутился Хасан. — Я не употребляю наркотики.

— Он только гашиш курит, — сказала я Клаве. — Они тут все любители гашиш покурить.

— Хасанчик, если я что узнаю, то пощады не жди. Поймаю и за яйца на первом попавшемся сибирском дереве повешу. Я с такими делами не шучу, мне мужик в дом работящий нужен: чтобы дров наколол, воды из колодца принес, в постели был бы как рысак.

— О, это я умею, — обрадовался Хасан. И тут же принялся себя нахваливать: — Это я умею! У меня это хорошо получается.

— Значит, ты рысак?

— Еще какой рысак!

— Не сломаешься? — настороженно спросила Клава.

— Как это? — не понял Хасан.

— Я ведь десять лет мужика не видела, — призналась тучная Клава и улыбнулась испугавшемуся Хасану, который был вдвое меньше и тоньше ее. — За стручок свой не боишься?

— Он стойкий перец, — я улыбнулась и вздрогнула: мне в очередной раз просигналил Ахмед.

Наконец, его терпение лопнуло. Он открыл окно и раздраженно закричал на всю улицу:

— Валя, я уже устал тебя ждать! Быстро садись в машину!

— Ладно, мне пора, — я дружелюбно улыбнулась Клаве. — Клава, думаю, что до Сибири вы Хасана вряд ли довезете. Бросьте его и поезжайте в отель. Этот тюлень боится не только холода, но и настоящей любви. У них здесь, в Египте, даже зима фальшивая, настоящего снега нет. Точно такие же у них фальшивые чувства.

— Я с этим экзотическим фруктом сама разберусь, — властно произнесла Клава и, войдя в роль будущей жены, по‑хозяйски спросила: — Слышишь, дружок, ты еще не передумал на мне жениться?

— Нет, — пробурчал араб и бросил в мою сторону взгляд, полный ненависти. — Только я в Сибирь не хочу. Я хочу проверить наши чувства в Хургаде, — сказал Хасан, рассматривая большущие груди Клавы, обтянутые прозрачной кофточкой. Они были похожи на настоящие шары, каждый из которых весил килограммов пять, не меньше.

— Смотри мне, — Клава показала перепуганному арабу кулак и покрутила им у его носа. — Если ты настоящий мужик, пусть не сибиряк, а египтянин, но все равно мужик, то ты за свои слова отвечать должен! Если обещал жениться, то женишься. Только попробуй раздумать! Во мне, между прочим, сто сорок килограммов живого веса. Я сибирячка с крутыми нравами. Будешь себя плохо вести — удавлю, как таракана. Ты, я смотрю, еще совсем молоденький. Ты какого года выпуска?

— Как это? — не понял Хасан.

— В каком году ты родился? — пояснила Клава.

— Мне двадцать пять лет.

— Молоденький совсем, как я и думала. Ну ничего, я тебя воспитывать буду. Сделаю из тебя нормального сибирского мужика с арабскими корнями. Сейчас модно молодого мужа иметь. А чем я хуже других? Почему я должна одна свой бабий век прозябать?! Так что, дружок, ты от своих слов не отвертишься! Я твою лавку хорошо запомнила. После ужина приеду, чтобы был при полном параде. А то рубашонка у тебя какая‑то грязная, пообносился ты здесь совсем. Неухоженный, нечищеный, пыльный какой‑то. Надо тебя продезинфицировать, хорошенько почистить, побрить, подстричь, надушить — будешь на человека похож. Так что, Хасанчик, со мной шутки плохи! Я баба серьезная, конкретная, одним словом. Ежели тебя после ужина в твоей лавке не будет, то я ее с разбега завалю, честное слово. Большие убытки потерпишь. Беспорядков наделаю — мама родная! Мы, сибирячки, шутить не умеем. Сровняю твою лавку с землей — и точка.

— Клава, ничего не нужно рушить, — взмолился Хасан и убрал свою руку от мясистого бедра Клавы. — Я просто хочу тебя любить. Не надо ничего рушить!

— Если будешь себя хорошо вести и выполнишь все, что обещал, — то твоя лавка выстоит, — пообещала грозная Клава.

— Клава, будь осторожна. Арабы очень хитрые, — крикнула я ей вслед и пошла к машине Ахмеда.

— Эх, где наша не пропадала! — махнула рукой Клава и, наклонившись к Хасану, сдула пыль с его головы. — Какой же ты у меня неухоженный! Тебя бы пропылесосить не мешало. Если бы я знала, что тебя встречу, то с собой пылесос бы привезла. Бедняжка, как же вам тяжело здесь без нормальных женщин. Какие ж вы здесь запущенные, с душком неприятным. Ну ничего, я в порядок тебя приведу. Ты у меня пахнуть будешь весенней свежестью, а то подпрел весь…

Ахмед был очень зол на меня, и я попыталась ему все объяснить.

— Там русскую женщину дурят — должна же я была ее предупредить. Она — моя соотечественница, и мне не хочется, чтобы она наступила на те же грабли, что и я.

— Зачем тебе ей помогать? Зачем ты лезешь в чужие дела?

— Потому, что она русская! — с вызовом в голосе ответила я.

— Она пляжная женщина и приехала сюда за сексом.

— Она приехала сюда на отдых и шла бы своей дорогой, если бы этот говорун Хасан не стал ей лапшу на уши вешать. Язык у вас у всех подвешен — дай бог каждому! Наверно, самая основная наука, которую изучают в ваших школах, — болтология.

— Хасан разозлился на тебя. Он не любит, когда мешают его работе. Он может тебе отомстить.

— Ах, у вас это называется работой! Буду знать. Значит, для Хасана это обычные трудовые будни. Впрочем, как и для моего супруга тоже.

— Нельзя так делать, как сейчас сделала ты. Люди выполняют свою работу, а ты им мешаешь.

— А я думала, что работа продавца заключается в том, чтобы продать свой товар, но, оказывается, я ошиблась. В принципе, одно другому не мешает.

— Хасан не любит, когда ему мешают, — твердил Ахмед, набрав скорость.