Убийство Михоэлса - Виктор Левашов

— Заткнитесь, Эрик, — попросил Гарриман. — Иначе я сейчас высажу вас из машины и пойдете пешком. Это кончится тем, что вас сначала ограбят, потом разденут, а потом расстреляют. Потому что примут за английского шпиона.

— Чушь! С какой стати меня примут за английского шпиона?

— Потому что вы знаете только английский язык. Ну, успокоились?

— И не подумаю! А как вам нравится его последнее предложение? Да за кого он нас принимает? Сунуть десять миллиардов долларов в их мартены и шахты! А потом? Нюхать дым их мартенов? «Не будет ли это правильнее»! Я вам вот что скажу, Аверелл! Меня уже очень давно не держали за идиота! Я уже отвык от этого! И не намерен привыкать! Вот это и имейте в виду: не намерен!

От откинулся на спинку лимузина и сердито умолк.

— А теперь послушайте меня, — проговорил посол. — Ему не нужно было вникать в каждое ваше слово. Вы еще рта не раскрыли, а он уже знал все, что вы скажете. Не верите? Вспомните: вы говорили о поэтапном плане заселения и освоения Крыма?

— Это есть в бизнес-плане.

— Я спрашиваю не о том, что есть в бизнес-плане. А о том, упоминали ли вы об этом в своих пояснениях.

— Кажется…

— Нет.

— Вы правы, пожалуй. Да, правы. Нет.

— Достаточно?

— Вы предполагаете, что он…

— Я не предполагаю. Я знаю это совершенно точно.

— Черт возьми, Аверелл! Откуда же он мог…

— Когда вернетесь в Вашингтон, задайте этот вопрос мистеру Гуверу. Откуда мистер Сталин мог детально знать содержание бизнес-плана, масштабностью которого вы хотели поразить его в самое сердце. Потом расскажете. Мне тоже интересно, что он ответит.

— Значит, Сталин проговорился?

— Он не тот человек, чтобы проговориться. Нет, Эрик. Он совершенно четко и недвусмысленно дал вам понять, что — есть в русском языке такая выразительная идиома — срать он хотел на ваши десять миллиардов долларов, а в этой проблеме его интересуют совсем другие аспекты.

Гарриман покосился на Джонстона и удовлетворенно заключил:

— Наконец вы задумались.

— Да. Задумался. Но не о том, что вы имеете в виду.

— Поделитесь.

— Охотно. В мире не существует такого человека, который мог бы насрать на десять миллиардов долларов.

— Вы только что его видели.

— И даже он не может! И я вам скажу почему. Миллион долларов, даже в новеньких двадцатках, весит сорок килограммов. Миллиард — сорок тонн. А десять миллиардов — это целый железнодорожный состав из двадцати пульмановских вагонов. Покажите мне задницу, из которой можно на это насрать!

— Браво, — заметил Гарриман.

— И он не может насрать на десять миллиардов не только в буквальном, но и в переносном смысле! — продолжал Джонстон. — Да вы что, шутите? За его спиной — огромная, разрушенная, полуголодная страна! Он победит Гитлера. С нашей помощью или без нее. Все равно победит, это сейчас совершенно ясно. Но победой сыт не будешь. Победа пьянит, но не кормит. Людей нужно одеть, обуть, накормить, восстановить крышу над головой. Иначе на первых же послевоенных выборах его отправят в исторический музей!

Гарриман лишь головой покачал:

— Вы не еврей, Эрик. Вы стопроцентный американец.

— А вы?

— А я еврей. Его не отправят в исторический музей. Скорее он отправит туда весь советский народ вместе с его великой победой. Он дал четкий ответ на все ваши вопросы. Ответ следующий: сидите на своих миллиардах и ждите, когда мы разрешим вам их потратить. На нас. А мы разрешим тогда, когда сочтем нужным. Если вообще разрешим.

— Вы шутите?

— Нет, Эрик. Это не Америка. Это Советская Россия. Здесь все давно уже стоят на головах и считают это вполне нормальным.

— По-моему, я начинаю испытывать тоску по родине. Тогда объясните мне, Бога ради: для чего он все это затеял?

— Перед вашей поездкой я попросил Гувера ознакомить вас с заключением аналитиков ФБР. Он это сделал?

— Да. Я прочитал отчет резидента из Анкары.

— А первый — о поездке Михоэлса по Америке?

— Тоже.

— Там было одно общее замечание. Возможно, вы не обратили на него внимания. Я напомню. Там говорилось: поскольку план создания Крымской еврейской республики исходит лично от Сталина, нельзя исключать возможности, что он преследует какие-то совершенно иные цели, о которых мы не можем даже догадываться.

— Какие цели? — переспросил Джонстон.

Посол повторил:

— О которых мы не можем даже догадываться.

— Что из этого следует?

— Только одно. Мы сделали свой ход. Подождем ответного… Вылезайте, приехали.

Тяжелый «линкольн» со звездно-полосатыми флажками на крыльях вплыл в ворота посольства и причалил к внутреннему подъезду. Гарриман ответил на приветствие сержанта морской пехоты и открыл перед Джонстоном высокую дубовую дверь. В холле, сбрасывая пальто на руки негру-служителю, Джонстон обернулся к послу и решительно произнес:

— И все-таки я не согласен с вами. Законы физики везде одинаковы. Америка, Россия, Германия, острова Фиджи — не имеет значения. А экономика — такая же наука, как физика. И перед человеком с пустым карманом всегда более прав тот, у кого в кармане позвякивает пара лишних монет.

— Возможно, — суховато ответил Гарриман. — Для Сталина этот закон звучит по-другому. Всегда более прав тот, у кого в кармане позвякивает пара лишних танковых армий.

В кремлевском кабинете Сталина в этот вечер тоже шло обсуждение итогов прошедшей встречи. Сталин неторопливо прохаживался по ковру, курил трубку, приминая табак большим пальцем правой руки с пожелтевшим от никотина ногтем. Молотов пристроился возле стола для совещаний. Присутствовал и Берия, прибывший к Сталину с докладом о ходе работ по реализации советского атомного проекта.

Берия был доволен. Ему было о чем доложить. В папке, которую он принес, было полтора десятка расшифрованных резведдонесений из Америки и заключение начальника Лаборатории № 2 Курчатова: «Эти данные позволяют получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения».

И была еще одна фраза: «В заключение необходимо отметить, что вся совокупность полученных сведений указывает на техническую возможность решения всей проблемы урана в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые с ходом работ по этой проблеме за границей».

Хорошая фраза. Дорогого стоила. У Берии было искушение подчеркнуть ее, но решил, что не стоит. Сталин сам поймет, что за этим стоит. И оценит. Не может не оценить. Поэтому Берия, не дожидаясь разрешения, перенес стул от стола для совещаний к письменному столу Сталина, свободно расположился на нем, закинув ногу на ногу, сидел с видом человека своего, причастного ко всему, о чем может идти речь в этом высшем и самом тайном кабинете мира.