Боевой режим - Юрий Гутян

Долго Николай рассказывал о своей тёще, о том, как ему нравится отдыхать в этих местах.

Я рассказал, что у меня с этими местами тоже много связывает, и вот уже двадцать лет, как я стараюсь в каждый свой отпуск навестить родственников жены, проживающих в тех краях. За столь долгий срок я там многих узнал, обзавёлся кумовьями, и меня уже принимают там как своего родного, хотя моя родня по маме живёт в Черкасской области, а по отцу в Сумской. Интересно в жизни получается: наш с родителями первый военный гарнизон назывался Великая Круча, что рядом с теми местами, где отдыхаю я теперь каждый год. Может быть, мы с моей Светланой и встречались неоднократно на шумном Гребёнковском базаре в нашем далёком детстве, и не догадывались, что совсем рядышком пробежала или даже нечаянно толкнула будущая судьба? Кто его знает!

Теперь уже нет глубоко уважаемого Светиного деда. Оставила нас любимая моя тёща, а буквально за неделю до выхода на боевую пришло известие, что уже нет и тестя. Годы и болезни берут своё. Теперь у супруги осталась там только бабушка, пережившая и своего мужа и сыновей. Ей уже восемьдесят пять. Может скоро так выйти, что на Полтавщине кроме кумовьёв, общих знакомых и дальних родственников жены навещать будет уже некого.

Грустно.

Ночной разговор.

За беседой время летит незаметно. Часы показывали полночь, когда мы расстались с Николаем, и, пожелав однокашнику спокойной ночи, я побрёл в свою каюту.

Мой сосед ещё не спал, что-то выписывал из толстенной книги, сидя за секретером в одних трусах.

— Не спится, Слава?

— Не спится и не работается толком. Лезет в голову всякая ерунда….

— Я понимаю твоё состояние. Перед возвращением домой после долгого отсутствия всегда так, а возвращение с «боевой» всегда волнительно. В такие моменты почему-то вспоминаю своё возвращение с Афгана. Может быть, из-за захвативших тогда эмоций…. Не знаю. Если хочешь, поделюсь воспоминаниями.

Я потянулся за пачкой сигарет, лежащей на журнальном столике. Закурил. Конюхов включил вентиляцию и последовал моему примеру.

— Тогда всё так неожиданно получилось. Я уже, было, смирился с мыслью, что придётся остаться в Афгане до самого окончания вывода войск, тут раз — и «добро» убыть в Союз….

— Ты уже об этом как-то мне говорил, — перебил меня Слава, усаживаясь поудобнее на диван, — слушай, всё равно не спится. Может, расскажешь, как до дома добирался? Мои знакомые «афганцы» столько страстей сообщали о том, как было трудно выбраться из Кабула и проблемах, возникавших в Ташкентском аэропорту. Зная тебя, трудно верится, что обошлось без приключений.

— Ты прав. — Я задумчиво разглядывал лунную дорожку, искрящуюся за иллюминатором. Боже мой, как давно это было, а свежо в памяти, словно происходило только вчера!

…От Баграма до Кабула меня довезли на «авианаводческом» БТР с бортовым номером 007, том самом, что был со мной на «Магистрали». От моего прежнего экипажа остался только рядовой Степанов. Прапорщик Адамчук грел пузо в каком-то Крымском санатории, куда урвал путёвку буквально перед самым своим отпуском, а Михайлюк уже благополучно «дембельнулся» ещё в начале мая. Ходили слухи, что он собирал характеристики и готовился в этом или следующем году поступать в Ворошиловградское ВВАУШ, «учиться на авианаводчика».

Сначала я съездил в 345 полк, попрощался с десантниками, с которыми после «Магистрали» поддерживал тесные отношения. Разведчики подарили тельняшку «на память», а с командиром полка, подполковником В.А. Востротиным общались в его кабинете около часа, потом он проводил меня, чуть ли не до самого КПП и, прощаясь, долго жал руку….

На выезде из Баграма заехал в штаб 108 дивизии. Очень тепло попрощался с генерал-майором Барынькиным. Комдив нашел такие хорошие, просто отеческие слова, что я, забираясь к себе на броню, невольно расчувствовался.

Видать, это было последней каплей, переполнившей чашу захвативших меня эмоций. Началось всё с того, что за день до моего отъезда, на моей «отвальной» мои коллеги — Баграмские авианаводчики попросили моего разрешения уже без меня использовать мой позывной «Маяк». Этот позывной негласно стал моим личным и неизменным после операции «Магистраль», на которой мне приходилось, пожалуй, сложнее всего за все мои «боевые», в которых мне довелось участвовать во время моей Афганской эпопеи.

Потом были прощания с лётчиками, обмен домашними адресами, фотографиями с различными надписями на обороте, начинавшимися одинаково: «На долгую память…». Волновался, как никогда.

Мимо проплывали величественные горы. Я жадно вглядывался в них, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь. Вскоре проехали кишлак Мирбачикот, с его шумным базаром, а за ним виднелись горы, на которых пришлось побывать на «боевых»….

Сколько лет прошло, а я до сих пор помню, как там располагались удачно подобранные мною вертолётные площадки, уютная расщелина под нависшей гранитной глыбой, где ночевал целых две недели. Там было прохладно даже в полуденную жару и тепло ночью, а самое главное, что оттуда в полной безопасности я мог наблюдать за происходящим вокруг, фиксируя местоположения «духовских» позиций и наводить на них самолёты и вертолёты.

На окраине Кабула, в Тёплом Стане, в расположении 181-го мотострелкового полка, с которым я добросовестно отработал около восьми месяцев, из близко знакомых я никого не застал. Полк был на «боевых». Вместо меня с ними уже второй месяц работал Сергей Кучеренко — парень не из робких, и, по отзывам моих боевых товарищей, им работалось с ним хорошо.

В штабе Сороковой армии пробыл всего два дня. В шестом модуле, где жили представители авиации, я узнал, что мои друзья с КП ВВС за меня собрали почти все необходимые подписи в обходном листе. Оставалось только сдать вещевое имущество, оружие, получить деньги, паспорт и можно было лететь в Союз.

К обеду следующего дня я уже управился почти со всеми делами. Осталось только получить «чеки», вкладную книжку и паспорт.

С чеками Внешпосылторга вышла заминка. В то время в гарнизонных магазинах вместо привычных чеков были в ходу только чеки с красными полосами снизу и сверху и надписями «Специальный, только для военной торговли» на территории Советского Союза в магазинах «березка» не принимали. Нужны были обыкновенные, без полос. Такие в кассе финслужбы 40 армии выдавались только «дембелям», каким считался и я. Пришлось подождать, когда привезут требуемую сумму. Говорят, что позже нормальные, не «афганские» чеки через некоторое время можно было получить только в Ташкенте.

Чтобы как-то скоротать время зашел в книжный магазин. Помню, я долго бродил среди стеллажей и полок, заставленных различной литературой, пока не увидел трёхтомник «Тысяча и одна ночь». До сих пор он стоит у меня дома на самом видном месте, напоминая о далёком Афганистане, где кажется, провёл целую жизнь. Сказки Шахразады я прочитал несколько раз, но нет, нет, да и беру в руки один из томов, где лежат подаренные «на бакшиш» дуканщиками пакистанские открытки с местными пейзажами, по-моему, ничем не отличающимися от Афганских и фотографиями восточных красавиц.