Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3 - Саша Токсик

сказочных принцев или героев-лётчиков, шумный, пухлый и подвижный фотограф легко добивался успеха у самых неприступных красавиц. Те даже удивиться не успевали, как оказывались в его квартирке-«молодожёнке».

Были среди них и вполне известные, и даже некоторые замужние, но это тот грех, который талантливым людям легко прощают. А Орлович был талантлив.

У него было чутьё портретиста. Афанасий идеально выбирал модели и умел показать их в исключительно выгодном свете. Плохое в людях он словно не замечал, у него внутри как будто стоял встроенный односторонний фильтр.

Пожарные у него всегда получались мужественными, доктора — заботливыми, педагоги — мудрыми. А партийные работники умудрялись собрать все положительные качества разом.

Орлович заматерел, стал ленивым и вальяжным. Он читал лекции в обществе «Знание» и выступал перед трудовыми коллективами. У него появилась лысина, трёхкомнатная квартира и милые уютные привычки вроде курения трубки и домашнего халата.

Но вместе с этим в его сердце появился страх. Орлович стал болезненно бояться ошибки. Он критиковал коллег за мещанство, вещизм и недостаточную идейную грамотность, пока сам не перестал снимать совсем.

Чужие работы он оценивал легко, а вот создавать собственные уже не получалось. Всё больше плёнок так и оставалось в лаборатории. Всё больше снимков отправлялось в чемодан на антресоль, так и не будучи показанными никому.

Ситуацию спасали ученики. Орлович брал «под крыло» молодые дарования, а те, опасаясь кусать руку кормящую, молча наблюдали, как их работы под чужим именем ездят на конкурсы и выставляются на выставках. Чутьё у Орловича по-прежнему было идеальным, и его находки всегда «выстреливали».

А здесь, яблоко само упало в руки и только и просило, чтобы его сорвали. Идеальная модель, композиция, свет… И всё это какому-то сельскому сопляку⁈ Конечно нет.

Эх, поработать бы всё-таки с этой моделью… Поснимать, вспомнить молодость… Вдруг, и правда, кровь быстрее побежит по жилам, и получится своё… собственное…

К своим пятидесяти двум годам Орлович так и не женился. В быту он так и оставался большим ребёнком, капризным и несамостоятельным. Вытерпеть его могла только давняя домработница Антонина.

— Антонина! — вспомнил он, — ну где же мой коньяк⁈

В этот момент в дверь позвонили.

* * *

Чёрная волга — это больше, чем автомобиль. Причём аналог этому транспорту в моей прежней современности даже трудно подобрать.

Не «Ламборгини» или «Майбах», где понятно, что владелец либо «наворовал», либо «насосала», всё зависело от пола сидящего внутри.

Спецномера и даже мигалки на крыше не внушают уже особого почтения. Слишком уж много их таких разъезжает вокруг, вызывая лишь раздражение.

Другое дело Волги.

В своей прежней жизни мне довелось ездить на настоящей чёрной Волге всего однажды.

Это было в самом начале 2000-х, когда Советский Союз уже перестал существовать, но союзные привычки были ещё сильны.

Мне, юному стажёру, пришлось подменять опытного коллегу. Съёмка внезапно свалилась на утро субботы, и он был изрядно нездоров.

Мы ехали в аэропорт готовить материал о прилёте лидера одной из многих тогдашних политических партий, которые в ту пору росли и множились, как грибы.

Губернатор, будучи мудрым человеком, привечал всех. Мало ли как в большой политике фишка ляжет. А так, кто бы ни победил, он для каждого окажется хорошим.

Меня и съёмочную группу местного телеканала «с барского плеча» отправили на личной машине пресс-секретаря тогдашнего губернатора. Сам он уже ожидал нас на месте.

Это была Волга 3102 с зубастой хромированной «мерседесовской», как говорили пацаны в ту пору, решёткой и длинными прямоугольными фарами.

В потоке машин наша Волга уже казалась раритетом.

Так выглядит, например, какой-нибудь «Брегет» на серебряной цепочке, который достают из жилетного кармана. Вроде и дорогая вещь, но понятно, что владелец — чудак.

И вот, когда Волга свернула с трассы в сторону аэропорта, я увидел выстроившихся вдоль обочины милиционеров. Несмотря на холодное апрельское утро, они стояли в рубашках и фуражках с белым парадным верхом, вытянувшись, почти как кремлёвские курсанты.

Когда Волга подъехала к первому из них, он поднял руку к козырьку, чтобы отдать честь. За ним нас начали приветствовать другие, как живая волна, встречая нашу машину.

Тогда я испытал смешанные чувства. С одной стороны, хотелось надуться от гордости: «Кланяйтесь, холопы, барин едет!»

Милицию в ту пору недолюбливали за её непредсказуемость.

Но, с другой, меня охватил острый «комплекс самозванца». Мне было стыдно, что приветствуют не меня, а машину.

Казалось, узнай милиционеры, кто сидит внутри, они бы сплюнули от досады и об этом факте своей биографии никому и никогда не рассказывали бы.

Дежавю с неожиданной силой накрывает меня в служебной Волге Игнатова.

Когда мы выезжаем со стоянки у вокзала, водитель по-хозяйски бибикает, заставив скромный «Москвич» притормозить и пустить нас в поток. Его сигнал звучит как: «Куда прёшь? Не видишь, кто едет?»

Игнатов сегодня выглядит серьёзно, в невыразительном, хоть и импортном костюме, с аккуратно завязанным тёмно-бордовым галстуком.

— А это зачем? — удивлённо показывает он на камеру.

— Должен вернуть сегодня, взял взаймы для важной съёмки, — объясняю.

На самом деле, доставать телевик из футляра и тем более прикручивать его к фотоаппарату, было совсем не обязательно. Я сделал это, поддавшись детскому желанию подразнить Игнатова и немного вывести его из равновесия.

Здесь, на своей территории, он чувствует себя слишком уверенно. Мне хотелось хотя бы намёком сбить с него спесь.

— Так ты вот этим, что ли…

Фразу он не заканчивает, и так всё понятно.

С помощью этой ли штуки я застукал его вместе с Нюсей Молчановой на причале городского яхт-клуба.

— Да, — киваю я, — дальность у неё как у телескопа, картинка идеальная. Мечта фотографа.

Вижу, как Игнатов собирается что-то мне ответить, и в этот момент наша машина въезжает в тихий дворик и останавливается около подъезда.

Мы проходим мимо бабулек, сидящих на лавочке, удивительно тихих и молчаливых.

Я думаю, что для них приезд такого автомобиля не является чем-то уникальным.

В этих домах, построенных ещё в послевоенное время, с широкими дверьми и высокими потолками живёт много номенклатурных работников.

Но всё равно бабки по привычке вглядываются в нас, любопытствуя, кто мы и с какой целью приехали.

После звонка дверь в квартиру почти сразу распахивается. Суровая Антонина встречает Игнатова, выдавив из себя улыбку. Похоже, он у них не редкий гость.

— Афанасий Сергеевич, к вам пришли! — кричит она внутрь квартиры.

— Сейчас, сейчас! — звучит в ответ жизнерадостный голос Орловича.

И вскоре он появляется в коридоре, явно радуясь.

— Антонина, приготовь нам чаю, ну и всего разного… — распоряжается Орлович, делая неопределённый жест рукой. — Владя, ты же не спешишь⁈ А почему не позвонил? Как снег на голову! Хотя я, конечно, рад. Очень рад. Проходите, что мы здесь столпились.