Игры политиков - Дик Моррис

Взрыв произошел в 1964 году. Нельсон Рокфеллер — представитель республиканского истеблишмента с Востока — схватился в борьбе за выдвижение на президентский пост с сенатором от Аризоны Барри Голдуотером.

Голдуотер играл на струнах «холодной войны» и паранойи, все еще преследовавшей крупные слои населения страны. Один обозреватель политической сцены писал, что «Нью-Йорк, эта штаб-квартира восточного истеблишмента, подвержен социалистическому и коммунистическому влиянию больше, чем. остальные 49 штатов». В глазах избирателей-республиканцев из этих штатов Нельсон Рокфеллер — глава народной республики Нью-Йорк никак не мог быть лидером партии — их партии.

А тут еще, словно его либерализма и без того недоставало, чтобы разъярить республиканских правых, Рокфеллер развелся с Мэри Тодхантер Кларк, матерью пятерых своих детей, на которой был женат 32 года, и по прошествии всего лишь 14 месяцев женился на 37-летней Маргарите «Хэппи» Фитлер Мэрфи. Случилось это меньше чем за год до начала первой президентской кампании, и худшего времени Рокфеллер выбрать не мог. В представлении верующих консерваторов с Запада и Юга, а также католиков с Северо-Востока развод означал жирную политическую «двойку». В таких делах американская невинность все еще была в полной силе. Доныне лишь одному из претендентов на Белый дом — Эдлаю Стивенсону — случалось разводиться, он дважды терпел неудачу.

«Говорить о политике республиканцев в 1964 году, — пишет Теодор Уайт, — умалчивая при этом о разводе и новой женитьбе Нельсона Рокфеллера, так же невозможно, как невозможно говорить о развитии конституционной системы в Англии, умалчивая о стремительном браке Генриха Второго и Элеоноры Аквитанской».

Когда Рокфеллер вступил во второй брак, продолжает Уайт, организация «Молодые чикагские совершеннолетние за Рокфеллера» с треском развалилась. Бывший сенатор от Коннектикута, многолетний друг Рокфеллера Прескотт Буш (глава клана, который даст Америке двух президентов) заклеймил его «разрушителем американских домов». Рокфеллер принимал на себя стрелы, направленные не только против него лично, но и против новой жены, которая оставила ради Нельсона прежнюю семью. Уайт отмечает, что среди американских избирательниц царило настроение, которое можно выразить так: «Я не пущу в Белый дом женщину, бросившую своих детей».

На республиканских первичных выборах в Калифорнии — главном поле битвы между Рокфеллером и Голдуотером — обнаружился куда больший интерес к матримониальным делам одного из претендентов, нежели к идеологическим расхождениям соперников. Рождение незадолго до начала этих выборов Нельсона Рокфеллера-младшего, первенца в новой семье, только подбросило поленьев в разгоревшийся костер.

Опрос общественного мнения, проведенный за месяц до начала первичных выборов, показал, какую беспощадную жатву собрал развод. Голдуотер, ранее отстававший от Рокфеллера на 17 пунктов, теперь опережал его на пять. Он продолжал наращивать преимущество и в конце концов, обеспечив себе голоса калифорнийских делегатов съезда, оставил соперника за бортом.

Зачем понадобился Рокфеллеру риск развода? Это был человек высокомерный и по большому счету в политике дилетант. Он полагался на удачу и был готов со всей энергией бороться за президентский пост. Но дисциплины, которой требует политика, Рокфеллер не признавал. В глубине души он не желал, чтобы избиратели навязывали ему свои взгляды, даже на протяжении тех года или двух, что уходят в целом на избирательную кампанию.

Подобно Биллу Клинтону, Нельсон Рокфеллер не желал подчинять свое поведение политическому интересу.

Зализывая раны поражения, Рокфеллер убеждал подхватить антиголдуотеровское знамя губернатора Пенсильвании, умеренного республиканца Уильяма Скрэнтона, назвавшего как-то Голдуотера «опасной личностью». Скрэнтону удалось привлечь на свою сторону бывших сторонников Рокфеллера.

Как вспоминает Джозеф Персико, дабы не уйти окончательно в тень, Рокфеллер решил «донести до избирателя позицию меньшинства и тем самым противопоставить нечто политическому экстремизму Голдуотера».

Что его поезд не остановить, губернатор штата Нью-Йорк, конечно, понимал. Но в противостоянии Голдуотеру он рассчитывал завоевать сердца рядовых членов партии. Увы! Она менялась прямо у него на глазах, только понял он это слишком поздно.

Едва Рокфеллер в 1964 году поднялся на трибуну съезда республиканской партии, как на него обрушился оглушительный свист. В отчете «Нью-Йорк таймс» можно прочитать, что захлопывание и топот вынудили Рокфеллера огрызнуться: «Иным из вас, дамы и господа, мои слова могут не нравиться, но это правда». Прерывали его постоянно, но Рокфеллер покинул трибуну с улыбкой и под аплодисменты такого же Дон Кихота в рядах республиканцев, как и он сам, конгрессмена от Нью-Йорка и будущего мэра этого города Джона Линдзи.

Так отчего все-таки триангуляция подвела Рокфеллера? Почему он споткнулся там, где Буш, Клинтон и Миттеран успешно довели свои партии до центра?

Рокфеллер неверно оценил настроения в собственной партии. Джордж Буш видел, что республиканцам не нравится выглядеть бессердечными в отношении бедных, как видел он и то, что молодые родители хотели бы сделать что-нибудь для школ, в которых учатся их дети. Клинтон понимал, что страх перед преступностью и обеспокоенность тем, что на пособия тратятся огромные средства, глубоко проникли в сознание демократов самого разного толка, и потому по этим направлениям можно перемещаться в центр без риска потерять голоса. Миттеран отдавал себе отчет в том, что его собственная партия убедилась в провале социалистического эксперимента, и решил, что дело жизни можно отложить в долгий ящик, сохранив при этом партийную опору.

Но Рокфеллер упустил момент, когда контроль над партией захватил мелкий бизнес Юга и Запада с его консервативной психологией. Магнаты Уолл-стрит и их наследники, стоявшие в финансовом отношении столь прочно, что вполне могли позволить себе немного либерализма, уже не играли прежней роли. Очень богатые уступили власть в партии работяге среднему классу. А для среднего класса высокие налоги, увеличивающиеся расходы на пособия, школьные автобусы означали угрозу его и без того хрупкому благополучию.

В отличие от Буша, Клинтона и Миттерана Рокфеллер порвал идеологические связи с основной массой своей партии. Он отклонялся от магистрали, где только мог, ни в чем не сохраняя верность идее. А ведь между триангуляцией и простой сменой вех существует разница. Рокфеллер и сам это понимал. Когда один аргентинский журналист спросил его: «Сеньор Рокфеллер, почему вы так и не стали президентом?» — он ответил: «Я выбрал не ту партию». Он говорил даже, что президент Трумэн еще в 1945 году пытался убедить своего молодого помощника сменить партийную принадлежность, но Рокфеллер отказался, пояснив: «Предпочитаю вести людей вперед, нежели тащить их вспять».

Однако «роман» Нельсона Рокфеллера после поражения 1964 года далеко еще не закончился: он предпринял очередную попытку, особенно в свете сокрушительной победы Джонсона над Голдуотером, каковая стала для него чем-то вроде реванша. Многим американцам — и республиканцам в том числе — Рокфеллер казался теперь воплощением благоразумия, чей голос заглушила небольшая группа крикунов-экстремистов, захватившая контроль над партией и провалившая выборы. Многие считали, что ныне, когда флирт республиканской партии с консерватизмом завершился такой катастрофой, Рокфеллер вполне может стать фаворитом республиканцев на выборах 1968 года.