Я буду рисовать только тебя - Агата Санлайт

Муж Жасмин попросил помощи с его матерью, у которой едва не случился инсульт из-за гипертонического криза. И Жасмин согласилась.

Почему эта новость так вывела Влада из себя?

Она ведь не помириться с мужем планировала! Не заняться любовью в романтичной обстановке. Всего-навсегда помочь в трудную минуту бывшему супругу, отцу ее ребенка.

Но почему-то мысль о том, что они вдвоем, в больнице, будут ухаживать за матерью Алекса заставляла кровь закипать в венах. И Горскому хотелось продолжать все крушить.

Они… вдвоем… вместе… Вот и все, что он сейчас понимал.

Отличный шаг и возможность вернуть утраченные отношения. Проблемы и беды сближают. Трудности иногда могут свести получше радостей и удовольствий.

А сейчас Жасмин должна пожалеть Алекса. Сочувствовать ему всем сердцем из-за проблем с матерью. Тем более, что она свою потеряла и знала каково это.

А женская жалость ужасно коварная штука. Она фактически как мостик к любви и прощению.

Женщины они такие… женщины…

И мыслят они зачастую эмоциями.

Попробуй объясни им логически, как лучше и в чем ты ошибся – уйдут, хлопнув дверью, бросив всю твою логику тебе же в лицо.

А выведи женщину на эмоции – и все, она уже твоя. Принадлежит тебе с потрохами. И сама еще не понимает этого. Как бы ни противилась и ни сомневалась.

Эмоции, а в особенности – сочувствие, это то, чем можно выложить дорогу к самому зачерствевшему женскому сердцу.

Мужчины жалеют просто. А женщины отдаются этому. Самозабвенно и со всей душой. Жасмин вполне может вспомнить об их с Алексом отношениях. О годах брака и о том, что они еще вполне могут быть вместе…

Тем более, что Жасмин была замужем достаточно долго. У них с Алексом взрослый сын. Вряд ли такая женщина жила бы долго с мужчиной, который ее обижал.

Да и Алексей докладывал, что тот эпизод, после которого Жасмин ушла, был единственным. Конечно, внешний мир мог не знать, что творится внутри какой-то семьи. Однако у детектива, уровня Алексея, слишком много уловок и методов, чтобы выяснить это, напрямую не проникая за стены чужих жизней.

Соседи, которые что-то слышат, подозревают или же видят. Жена может появляться с синяками, фингалами. При худшем раскладе даже и с переломами. Обращаться в больницы, в поликлиники, в травмпункты.

Вызывать милицию может как она сама, так и соседи.

Не всегда. Но если насилие в семье присутствует хотя бы пару раз этого не избежать. Потому что мужчине сложно, находясь на взводе, рассчитывать силу, если нет моральных тормозов. Горский это знал и Алексей тоже. Если сыщик уверенно утверждал, что прежде насилия в семье Жасмин не присутствовало, значит он нашел весомые тому доказательства.

Иначе не утверждал бы. Шила в мешке не утаишь.

Что такое один досадный инцидент перед горем возможной потери родной матери? В глазах женщины, которая когда-то любила Алекса? И которая сама потеряла маму?

Горский убил бы соперника, если бы это помогло. Убил бы, даже если бы его потом посадили.

Настолько остро он сейчас ощущал.

Настолько сейчас был на взводе.

Убивать Горский еще никогда не хотел. Намять бока конкурентам, если те играли нечестно, поставщикам начистить рожу, если пытались обмануть или срывали сроки по собственной вине… Да, возникало желание.

Но не убить.

Это странное совершенно незнакомое для Горского ощущение разливалось по венам ядом и отравляло изнутри. Жгло где-то в груди и рвалось наружу надсадным дыханием.

Да что с ним сделала эта женщина? Что с ней не так? Что с ней такое? Что не так С НИМ после их встречи? Почему с ним теперь ВСЕ не так?

* * *

Жасмин

Палаты. Безликие белые коридоры. Люди в белых и синих халатах. Запахи медикаментов. Едкие, неприятные. От которых щекочет в носу.

Бесшумные двери. Словно боящиеся нарушить тишину этого места.

Посетители. Серьезные, нервные, печальные…

Передачки.

Больница.

Это место для меня многое значило. И, наверное, поэтому, придя сюда, я вдруг сразу переменилась к Алексу.

Смотрела, как он помогает матери. Как моет ей ноги, как бегает в ларек за необходимым. Зубной щеткой, пастой, водой, чем-то еще злободневным.

Наблюдала, как он смотрит на мать, на меня, когда я ей помогаю и видела себя. Только моложе. Также и я суетилась возле своей мамы…

Покупала все, что ей только захочется. Помогала дойти к душевой. Поддерживала. Рассказывала смешные случаи, анекдоты, последние мировые новости. Делилась интересной информацией. Пила вместе с ней чай в больнице. Чтобы маме было не скучно.

Я также старалась сделать ей лучше. Сделать так, чтобы маме было комфортней. Ведь душевный комфорт и спокойствие так важны для физического здоровья.

Увы. Моей маме это не помогло.

А вот Валентине Семеновне даже очень. Эта крупная, все еще крепкая женщина выглядела гораздо моложе своих лет и быстро становилась такой, какой я и привыкла ее видеть.

Энергичной женщиной без возраста. В ее серых глазах вновь зажегся огонь. На бледных щеках появился румянец. А густые светлые волосы вновь оказались собраны в аккуратный пучок.

Мы часами болтали с ней и с соседями по палате. Я дежурила, пока Валентине Семеновне ставили капельницу. Алекс прибегал и сменял меня.

А пока нас не было рядом, за свекровью присматривала санитарка.

Работу по договору с Горским я делала исправно. Но на мероприятия пока не ходила. Объяснила Горскому, что произошло, ничего не скрывая и тот не настаивал. Даже почудилось – он был уже морально готов к моему рассказу… Может, опять нанял сыщика?

Впрочем, думать о том нравится мне это или же нет у меня пока банально не оставалось времени. И я отложила эмоции и отношения с Владом в долгий ящик.

Пока моя жизнь превратилась в бесконечное колесо проблем и забот.

Дом. Работа. Больница.

Больница. Работа. Дом.

Я не могла не уделять время и Матвею. Отлично понимала, видела, ощущала, как он ждет, когда я вернусь. Засиживается допоздна, якобы за уроками, чтобы хотя бы час, полчаса провести вместе за чашкой чая и рассказом о том, что нам обоим принес новый день.

Поделиться тем, что проходил в школе и просто посидеть со мной за одним столом.

Я ценила это как ничто другое. И старалась изо всех сил, чтобы у моего мальчика не возникло ощущения потерянности или же брошенности.

Дети в этом возрасте очень чувствительны к вниманию родителей. Чуть упустил – и уже не понимаешь, не воспринимаешь, чем ребята живут и дышат. Еще немного – и все, вы чужие. Потом, конечно, всякое происходит. Кто-то налаживает отношения, кто-то нет. Но этот момент важно не упустить.