Женский клуб - Това Мирвис

Мы слышали голоса, доносившиеся со двора Бат-Шевы. Она пригласила странную компанию: нееврейскую женщину, которая жила в паре кварталов отсюда и никогда прежде не видывала сукки, двух студентов из Мемфисского университета, которых неизвестно как повстречала, и миссис Ганц, которая жила совсем одна в дальнем конце квартала и про которую, увы, частенько забывали в праздники, когда мы принимали столько гостей из других городов. Мы представляли Бат-Шеву в ее сукке, в окружении картин, нарисованных нашими детьми, и мечтали, чтобы нас тоже пригласили. И когда мы, убрав со столов, шли укладываться спать, их пение долетало до нас, наполняя воздух сладостью, свежей, словно вкус неведомого фрукта, который нам еще не доводилось отведать.

9

Йосефу пора было возвращаться в ешиву через несколько дней после Суккота, а мы уже думали о том, как нам будет его не хватать. Когда он уезжал, Мими заметно грустнела, а раввин выглядел одиноким и как-то расклеивался. Мы утешались мыслью о том, что Йосеф снова приедет уже совсем скоро, на Хануку, через каких-то два месяца.

За пару дней до его отъезда Эдит Шапиро зашла в мужской отдел «Goldsmith’s». Она искала подарок племяннику на бар мицву и совершенно не понимала, чем его порадовать: вся мужская одежда была на одно лицо, сплошь черный, синий да серый. Бродя по магазину в одиночестве, она вдруг почувствовала, как сильно скучает по своему Киве, да покоится душа его с миром. Накатывал новый приступ уныния… но тут Эдит заметила Мими и радостно замахала. Так славно увидеть знакомое лицо, когда тебе совсем тоскливо. Мими стояла у вешалок с брюками, а рядом в корзине высилась стопка фуфаек, носков и белых выходных рубашек.

– Новый гардероб? – спросила Эдит.

– Йосеф ненавидит магазины, вот я и покупаю сразу все, что ему понадобится, – ответила Мими.

– В ешиву, – кивнула Эдит. – Мальчики так быстро снашивают одежду. С моими сыновьями было то же самое. Только они уехали, как начали расти со страшной силой. Готова была поклясться, что с каждым возвращением домой они вытягивались на тридцать сантиметров.

– Собственно, – сказала Мими, тщательно подбирая слова, – Йосеф решил, что проведет год дома, занимаясь с отцом.

– Правда?! – воскликнула Эдит.

Судя по тому, как нервничала Мими, решение далось не так легко, как она пыталась изобразить.

– Мы ничего не говорили, потому что хотели дать ему возможность хорошенько все обдумать. Но он в самом деле хочет остаться. Говорит, так будет правильнее.

– Но ты в этом не очень-то уверена, – договорила Эдит за Мими.

– Сначала я встревожилась. Но я доверяю Йосефу. Если он считает, что ему это нужно, так тому и быть.

Если в отношениях с раввином у Йосефа была толика напряжения, то с Мими они были по-настоящему близки. Мы помнили, как совсем еще ребенком он приходил в женское отделение синагоги, взбирался к Мими на коленки и, прильнув к ней, слушал, как она объясняла ему все про молитву. Потом он подрос и уже не мог приходить в женское отделение, но всегда махал ей со своего места в первом ряду, и мы видели, как ему по-прежнему хочется быть тем маленьким мальчиком у нее на коленях.

– Вот и правильно, – сказала Эдит. – Именно так тебе и следует поступить. У нас-то была другая проблема. Я хотела, чтобы мальчики учились в здешней старшей школе, а Кива и слышать об этом не желал. Считал, им нужна настоящая ешива.

Эдит и сейчас помнила, каково ей было отпускать старшего сына, словно это случилось вчера. Рувен только после бар мицвы, тринадцати лет, и очень маленький для своего возраста. Он ни разу не уезжал из дома, даже в лагерь с ночевкой, и она не представляла, как он будет справляться один. Обнимая его на прощание, она вдруг почувствовала, будто увидит его снова еще очень-очень нескоро. Эдит всегда задавалась вопросом, стоило ли оно того. Понимала, что должна бы ответить: разумеется, это жертва во имя Торы. Все ее сыновья стали раввинами – о чем еще можно мечтать? Но после того как они покинули дом, все переменилось. Если бы Рувен хоть раз попросился приехать, она бы сказала мужу, что тринадцатилетнему мальчику нужна мать. Но он легко влился в жизнь ешивы. За ним последовал второй сын, Барух, потом пришел черед Нафтали и, наконец, младшего, Элиезера. И каждый раз расставание было как впервые. Но она научилась заглушать боль и напоминала себе, что дети – дары Господа и принадлежат ей лишь до поры, пока не достигнут возраста, чтобы посвятить себя Ему.

– Цени время, которое он с тобой. Поверь, оно так скоротечно, – произнесла Эдит и сжала руки Мими. Она бы все отдала, лишь бы вернуть далекие дни, когда каждый вечер за ужином собирались ее муж и сыновья. Если у Мими есть шанс прожить так еще целый год, нельзя его упускать.

Уходя, Эдит в обувном отделе столкнулась с Ципорой Ньюбергер; на той неделе были большие распродажи, все осенние туфли со скидкой двадцать процентов.

– Как хорошо, что мы встретились! У меня потрясающие новости. – Эдит отодвинула обувные коробки и уселась рядом с Ципорой. – Я сейчас видела Мими в мужском отделе, и она рассказала, что Йосеф в этом году не вернется в ешиву. Он хочет остаться и учиться дома вместе с отцом.

– Не может быть. Наверняка это просто слухи.

– Клянусь! Я слышала прямо от Мими.

Ципора задумалась. Учиться дома – совсем не то же самое, что в ешиве. Она любила слушать рассказы мужа про его годы в бруклинской ешиве, как он с головой уходил в изучение, как древний мир Талмуда казался более реальным, чем сам город. Ей представлялись молодые люди в белоснежных рубашках и черных брюках, встававшие с восходом солнца, чтобы поскорее припасть к страницам Талмуда, который нехотя оставили накануне ночью. Наверное, родись она мальчиком, именно такая жизнь была бы ей по сердцу. То, что Йосеф предпочел не возвращаться, заставило ее усомниться, так ли уж серьезно он относился к учебе. И тут же она напомнила себе: не спеши с суждениями, нельзя спешить с суждениями. Именно эту мицву она выбрала себе в этом году в своем упорном стремлении к самосовершенствованию.

Женщины попрощались. Ципора стала примерять синие замшевые балетки, а Эдит отправилась искать подарочную упаковку для купленного галстука.

Новость о том, что Йосеф остается дома, постепенно разнеслась по округе. Мы расспрашивали друг дружку: кто знал? Кто подозревал? Похоже, никто понятия не имел, пока