Женский клуб - Това Мирвис

ее в том, что она не хочет становиться местной, не хочет быть частью этой насмешливой бесцеремонной толпы. Их со Шмуэлем возвращение в Мемфис было чудесным. Как раз продавался соседний с родительским дом, и они успели его перехватить. Всего через пару недель ее избрали ответственной за художественное оформление в Женской группе помощи. Казалось, они и не уезжали. Через два месяца Шмуэль тоже прижился – сказал, что даже представить не может, чтобы они вернулись в Бруклин.

Когда-то люди просто сидели себе на месте, никуда не трогались. Не было этих разъездов туда-сюда. Считалось, что Нэшвилл и Бирмингем – очень далеко. А Нью-Йорк и Лос-Анджелес – просто за тридевять земель, не ближе чем Европа, из которой бежали наши прадеды и прабабки.

– Как мне это объяснить? – говорила миссис Леви. – В прошлых поколениях мы женились между собой. Кузены на кузинах, если было надо. Обходились тем, что есть.

Это так непохоже на нынешних детей, которые вечно ищут чего-то, что им никогда не найти.

– Тогда еще не было шуб и мерседесов бенц, доложу я вам, – рассказывала Хелен Шайовиц. – Я выросла в квартирке над родительской бакалейной лавкой и уже маленькой девочкой начала работать.

И хотя теперь у них с Алвином все было вполне благополучно, Хелен не могла отделаться от ощущения, что в любой момент деньги могут исчезнуть и она снова станет той бедной маленькой девочкой, изо дня в день ходившей в школу Фэйрвью Джуниор Хай в одном и том же платье.

– И вот еще что, – замечала Эдит Шапиро. – Вам кажется, сегодня непросто быть евреем. Так вот раньше времена были ох какие. Мы не говорили всем вокруг, что мы евреи. Мы гордились тем, кто мы, но не сообщали об этом каждому встречному. Старались подстраиваться, где и как возможно.

Эдит получила свою порцию антисемитизма в Мемфисе. Когда ей было десять, они с братом играли в садике перед домом, и двое мальчишек, живших по соседству, проезжая мимо на велосипедах, обозвали их жидами. Она тогда не поняла, что это значит, но потом наверстала знакомство с лихвой. В конце концов, это же юг: здесь, конечно, все родное, но репутацией толерантного края Мемфис похвастаться точно не мог.

Мы были счастливы, что Йосеф не прочь остаться дома, и все же очень беспокоились за него. Мы вспомнили, каким он был последнее время. И дружно согласились, что в нем появилась какая-то неуверенность, как будто он больше не понимал, кто он и чего хочет. И еще кое-что. Йосеф обычно приглашал своих товарищей из ешивы на Симхат Тору, с ними празднование оживлялось, они вместе вели нас в пляс в честь окончания годичного цикла чтения Торы. Но в этом году он их не позвал. Сначала мы не придали значения, но теперь это тоже показалось важным.

– Интересно, может, он скучает по дому? Мими ведь всегда все для него делала, и теперь ему тяжело дается разлука, – предположила Эдит Шапиро. Она мечтала, чтобы ее собственные сыновья хоть разок это испытали. Каждый раз, как они уезжали в школу, она давала им в дорогу курицу и кугель. Посылала печенье на шабат и предлагала постирать вещи, если они пришлют их почтой. Те дни давно прошли – теперь за ними ухаживали жены, – но до женитьбы она бы все отдала, лишь бы почувствовать, что все еще им нужна.

– Если бы все было так просто. На самом деле все куда хуже, – сказала миссис Леви. – Так уж оно всегда бывает.

Она, конечно, не хотела нагнетать, но жизнь есть жизнь, тут уж ничего не попишешь.

– Я вот думаю, – Хелен Шайовиц выдержала паузу для пущего эффекта, – Йосеф серьезно болен и останется здесь на лечение. – Разные картины болезни замелькали в ее воображении: лихорадка и сыпь, приступы кашля и пожелтевшая кожа. – Боже упаси, конечно, но все может быть.

Наоми Айзенберг увидела Йосефа по дороге на занятия с Бат-Шевой и нагнала его. Хотя сама она вернулась в город, где родилась и выросла, ей было странно, что Йосеф не стремится узнать новые места. Он же такой умный, он мог отправиться куда угодно, и все двери были бы открыты для него.

– Как дела? – заговорила Наоми, стараясь, чтобы вопрос звучал как можно непринужденнее. Она не хотела, чтобы Йосеф подумал, будто она допрашивает его или надеется выпытать какую-то свежую сплетню. Она и вправду просто хотела знать, как дела.

– Все хорошо, – ответил он уклончиво.

– Вот и славно. Радуешься, что задержишься здесь на подольше?

– Да. Я давно не оставался надолго, мне нравится идея побыть дома. Я скучаю по Мемфису.

– Родители, небось, на седьмом небе от счастья, – произнесла Наоми, не зная, что еще сказать. Разве могла она спросить, думал ли он когда-нибудь уехать насовсем? Могла ли признаться, что и дня не проводила без мысли, уедет ли когда-нибудь сама?

– Наверное, да. Конечно, они немного удивились, но теперь радуются не меньше меня.

Наоми показалось, что Йосеф пытался убедить всех, включая себя самого, в этой версии событий. Он напоминал актера, произносящего заученный сценарий. Всю жизнь он играл роль сына, и было трудно определить, где кончается роль и начинается настоящий Йосеф. Но когда мы все узнали о том, что Йосеф поведал Наоми, мы немного успокоились.

– Раз уж он будет дома, мы сможем проводить с ним больше времени, – сказал Эдит Шапиро.

Она уже воображала, что теперь Йосеф будет частенько заходить к ней, может, даже на ужин посреди недели. Она приготовит ему свои коронные блюда – стейк с жареным луком, ботву репы, домашнюю жареную картошечку, а на десерт – ее знаменитый мятно-шоколадный торт.

– Раз он остается, так тому и быть, – признала Бесси Киммель, склоняясь к мысли, что иногда правильнее просто плыть по течению.

Для Джослин Шанцер, которая все еще надеялась выдать за Йосефа свою племянницу Мириам, жившую в Нэшвилле, решение Йосефа было как нельзя кстати. Уж в этом-то году она справит дело.

– Надо узнать, сможет ли Мириам приехать на следующий шабат. Она сто лет тут не бывала, – сказала Джослин мужу, уже представляя, какой почет ее ждет, если она породнится с Йосефом. Ее, как королевскую особу, будут приглашать на все свадьбы и бар мицвы в городе; может, даже усадят за главный стол вместе с раввином.

– Йосеф может вести уроки в синагоге и преподавать в молодежных группах, как раньше, – заметила Ципора Ньюбергер. – Попрактикуется на роль раввина.

Ее детям не помешает достойный пример перед глазами, особенно двум младшим мальчикам: Моше и Йехиэль