Блудный сын - Колин Маккалоу

— Так что с несанкционированным тиражом, сэр? — напомнил Кармайн.

— Как я уже сказал, хорошая уловка. Тинкерман не стал бы предъявлять иск, он слишком заботился о своем имидже, а я вскользь при нем упоминал, как легко пресса может окрестить ханжой. Я бы и сам посоветовал Максу пустить книгу в печать.

— И вы ему сказали?

— Нет!

Кармайн поднялся.

— Спасибо за все, доктор Картер.

— О, еще один момент, — спохватился доктор, пока Кармайн надевал пальто. — Очень важный момент.

— Да?

— Поговорите с Эдит Тинкерман. Вдове позволительно быть гораздо честнее, чем жене.

Кармайн завел свой любимый рабочий «Форд Ферлейн», но не сразу двинулся в путь. Записная книжка… Вдова миссис Эдит Тинкерман, не имеющая на руках тела мужа, чтобы похоронить его, пока коронер не соизволит дать разрешение… Да, вот она. Улица Довер в Басквоше. Конечно, не на первой прибрежной линии полуострова и не на холме, но тем не менее в очень приличном квартале.

Дом оказался именно таким, какого и следовало ожидать от жилища Томаса Тинкермана: среднего размера и умеренный по цене, с серо — голубой алюминиевой облицовкой под доску, которая позволяет сохранить тепло внутри зимой и не пускать его снаружи летом. В нем расположилось три спальни, гостиная, столовая, кухня и общая комната, которая, несомненно, использовалась в качестве большого кабинета для доктора Тинкермана.

Эдит Тинкерман все свое время проводила на кухне, которую милосердный архитектор сделал достаточно большой, дабы там вместились обеденный стол и обычные стулья — безраздельно принадлежащее ей пространство, заваленное тканями и катушками, с электрической швейной машинкой в центре.

— Я занимаюсь пошивом одежды, — пояснила она. Сейчас, когда Кармайн предпочел совершенно нежилой на вид гостиной ее рабочую территорию, Эдит выглядела более спокойной и уверенной.

— Для удовольствия или ради денег, миссис Тинкерман?

— Ради денег, — тотчас ответила она. — Том был весьма скуп, если только затраты не касались упрочения его положения.

«Господи! — подумал Кармайн. — Сколько же в этом деле бедных женщин, которыми пренебрегают мужья ради своей карьеры! Неужели эти ребята не понимают, что, отодвигая жену на задний план и отказывая ей в заслуженной доле семейного дохода, они ущемляют себя же, словно лишаясь второго глаза?»

— Он оставил завещание? — спросил капитан.

— Да, оно лежало в его рабочем столе, под замком. Когда подтвердили его смерть, я сломала замок и нашла там завещание. — Эдит казалась довольной собой. — Я получаю три четвертых всего его состояния. Хотя думаю, Том считал свое завещание неким временным документом. Он полагал жить вечно, и я тоже так думала.

— У вас есть дети?

— Две девочки, одной — двадцать, второй — двадцать два. Том был очень этим расстроен, но наш семейный бюджет не позволял иметь больше детей, и потому ему пришлось обойтись без сына. С другой стороны, — продолжила она несколько мечтательно, — именно наличие девочек благотворно складывалось для его бумажника. «Высшее образование — только для мужчин», — говорил он, поэтому девочки закончили секретарский колледж и сейчас работают.

— А у вас есть высшее образование, мадам?

— О нет! Хотя и я могла бы поспорить с мужем. Я тоже была секретарем, его секретарем. И эти двадцать четыре года замужества научили меня множеству заумных слов и фраз, которые я могла бы вставить при необходимости.

— Ваш брак был счастливым?

— Нет, но я никогда на это и не рассчитывала. Брак с Томом — это лучше, чем остаться старой девой — такова уж участь недостаточно образованной девушки, капитан. У меня был муж, который подарил мне двух замечательных девочек, и мне удавалось пополнять семейный бюджет шитьем. Том же мог любить только одного человека — себя.

Простое лицо Эдит озарило выражение чрезвычайного удовлетворения.

— Сама я безумно хотела иметь девочек. И я никоим образом не могла подарить ему сына, дабы разрушить устоявшееся положение вещей.

— Вы довольно откровенны, — не мог не сказать Кармайн.

— Почему бы и нет? Том мертв, теперь он никак не сможет навредить мне. Как только его завещание вступит в силу, я продам его имущество, ценные бумаги и акции и поделю все поровну между Кэтрин, Энн и мной.

— А куда отойдет еще одна четвертая его состояний?

— Он завещал ее факультету богословия Чабба.

— Вы можете мне озвучить примерный размер его состояния?

— Около миллиона долларов.

— Больше, чем я мог себе представить, — заметил Кармайн.

— Капитан, Том все время получал свои первые пять центов за каждые опубликованные труды. К тому же этот дом не отягощен никакими закладными, а был куплен за наличные.

— Сколько раз вы контактировали с ним в течение того банкета?

Кармайн обратил внимание, что ее волосы с проседью явно завивались дома и Эдит выглядела совсем не привлекательно. «Даже в девятнадцать, — подумал он, — ее наверняка нельзя было назвать красоткой, зато именно такая и требуется будущему доктору богословия: домохозяйка, не привлекающая внимания других мужчин».

После недолгого молчания она ответила:

— За исключением того момента, когда мы вошли в банкетный зал, я контактировала с ним лишь один раз. Как типично для Тома! Моя еда за это время остыла. Мне пришлось сделать ему укол бэ — двенадцать.

Кармайн так резко выпрямился, что в шее что — то хрустнуло — куркуму явно следует употреблять и дальше.

— Укол бэ — двенадцать?

— Да. У Тома была нехватка желудочной кислоты, что делало его ужасным едоком — того нельзя, этого нельзя и все в таком роде! Мясо и моллюски слишком тяжелы для него, масло и жиры тоже. На самом деле он был рад питаться одними бутербродами с фруктовым желе и тостами. И он слабел, потому что не мог усвоить витамин бэ — двенадцать. Приходилось колоть его внутримышечно.

— Ахлоргидрия, — медленно произнес Кармайн. — Да, я знаю о таком.

— Укол бэ — двенадцать возвращал его в норму, — продолжила вдова. — У меня он в пузырьках, но также есть и ампулы на одну дозу, чтобы я могла кинуть одну в сумочку вместе с небольшим шприцем. Он нервничал, то событие было для него очень значимым, я знала, а укол бэ — двенадцать, как… думаю, как глоток водки для алкоголика. Я не удивилась, когда он подал мне знак сделать укол. Том встал, чтобы отправиться в мужскую комнату, и я вышла вслед за ним. Зайдя в дамскую комнату, я надломила ампулу, заправила бэ — двенадцать в шприц, надела колпачок на иголку и убрала пустую ампулу обратно в сумочку.

— И вас никто не видел? — с недоверием спросил Кармайн.

— Никто. Дамская комната была пуста, ведь только что подали основное блюдо. Как я уже сказала, мое за это время остыло. Том ждал меня в конце коридора в углу, он был очень раздражен, потому что укол делать было практически некуда. Чем больше он рычал на меня, тем сильнее я расстраивалась. В итоге, когда он рявкнул, чтобы я сделала укол сзади в шею — все остальное закрывали мантия, рубашка и манжеты, — я уже была вся в слезах. Он повернулся ко мне спиной, наклонился вперед, и я уколола его сзади в шею, как он и сказал. Через минуту он уже возвращался за стол, пока я прятала шприц в сумочку и приводила лицо в порядок.