Железные игрушки - магнитный потолок - Юрий Невский

Две молодящиеся дамы и два бодрых морских джентльмена, облаченные в яркие спасжилеты, осторожно плыли, ведомые на привязи страховки четырьмя крепкими ребятами-спасателями в черных гидрокостюмах, с длинными шестами в руках (и от этого похожих на каких-то древних воинов). Спасатели переговаривались между собой, громко отдавали команды. Остальная часть «группы здоровья» готовилась к заплыву. Дежуривший здесь же врач, и медсестра с ним, проверяли давление; медсестра записывала показания.

Илона пошла работать с разминающимися детьми. Алексей выкатил из тренерской станину с лебедкой и электромотором, установил в специальной, неподвижно закрепленной конструкции, подключил питание. Притащил контейнер — груз, к которому прикреплен линь, намотанный на барабан лебедки.

— В прошлый раз, сколько метров было, когда обрыв произошел? — спросил он.

— Где-то метров девяносто. На девяноста метрах лопнул. — Лариса глянула на свой водонепроницаемый, с возможностью погружения до 200 метров хронометр «Regatta 2000», дотронулась до кнопки эхолота.

— Ну вот, — Алексей указал на лебедку с линем. — А я тебе сейчас на сто пятьдесят метров зарядил. Этот линь, знаешь… да он космических денег стоит! Потому что такой только в космической промышленности используют. Здесь, смотри, ты держишься рукой за бегунок, груз опускается, скорость я рассчитал.

Лариса сжала в кулаке ручку «бегунка», специального устройства: два ролика в зажиме, охватывающем линь.

— И еще, — продолжил Алексей, — бегунок крепится к линю замком-«крабом». Если что, главное нажать на эту ступицу, на бегунке, ясно? И груз отцепится. Но ты будешь держаться за бегунок, лебедка начнет вращение назад, и мы тебя потихоньку вытянем. Не психуй, спокойно. Оцени ситуацию. Все поняла?

Ну да… здесь-то она все поняла. А там внизу… от ужаса и маму родную забудешь!

— Ну, поплавай пока, разомнись, попривыкни, — напутствовал он. — А пойдешь в глубину с лесенки. Я тебе подам груз, чтобы в первый момент не было рывка.

Арсений вышел из мастерской, ставшей, без преувеличения, газовой камерой… Было часа два ночи. Он сидел у пристенка под низвергающимися струями, безвольно опустив руки, залитые по локоть синей нитрокраской. Надышался ядовитыми испарениями. Красил крыло распылителем, подключив мощный компрессор, наносил рисунок аэрографом — и тут же сушил краску, направив железнодорожный прожектор. Перед глазами вспыхивали радужные пятна.

Но… не до такой же степени он ничего не соображал?! Увидел что-то невероятное! «Изделие 700» самостоятельно, как-то неловко переваливаясь, уплывало от него среди черных кустов! Ну да… крыша его мастерской — это трибуны стадиона. Поверху идет козырек, и есть дождевой сток. Но его забило… Прорвало в другом месте. Обрушившийся водопад опрокинул, смыл то, что находилось внизу. Кипящий ручей… река! — образовалась мгновенно. Какое-то время Арсений сидел и думал. Что же это такое, что за жизнь? Ведь точно так же лил дождь. Но когда это было? В армии! Во время службы он подвизался на ниве оформления наглядной агитации. Как-то в такую же дождливую ночь штамповал трафаретом тысячу лозунгов. Запомнил на всю жизнь… «Води бронетранспортер только на максимальных скоростях». И «Береги пулемет, он жизнь твою спасет». Все повторялось. Безумная ночь. Нитрокраска. Растворитель. Работу надо сдать к утру. Руки залиты краской. Он извел все тряпки, чтобы их оттереть.

Арсений бросился догонять и возвращать обратно «изделие», но остановился.

Вот еще наваждение!

Вдруг увидел странную, непонятно как здесь оказавшуюся женщину в белом платье. Силуэт, будто некто сложил его из чудной бумаги (а там, под деревьями натянута невидимая леска, по которой он проплывает почти невесомо, не касаясь земли) — диковато белела во тьме, пузырящейся ливнем. Оскальзываясь, взмахивая оголенными руками — или оттого, что была пьяна? — девушка как бы скользила мимо, под деревьями, по дорожке, огибающей овал стадиона. Струи дождя, в какой-то момент, казалось, устремлялись параллельно земле — и сносили ее, большую диковинную бабочку… Сорванный и смятый цветок… Эта дорожка, по которой ее влекло, выходит к насыпи, а наверху запасное футбольное поле. И куда можно стремиться ночью, одной, если там кончается все? Запасное поле покрыто гаревой крошкой, антрацитово блестит под сверкающе-кружащимися дождевыми лопастями. Ему яростно захотелось ее изнасиловать. Разрывать синими руками шелковистую мокрую ткань… Ведь она вся мокрая… мокрая… с головы до ног, бормотал он. Представлял поющие пески ее кожи, волнующийся лес волос, мерцающий турмалиновый блеск глаз. Выпивал бы ее волглость, мял скользящую ткань, трепетное тепло. Блики в водах морской пещеры. Серебрящийся свет. Таинственные холмы. Ведь он один посреди этой ночи — и она — что между ними на этой планете дождя и черных, тревожно перешептывающихся деревьев? Затерянный экипаж, последние спасшиеся после катастрофы. Вокруг океан тьмы, дождя, заброшенных полей, гулких трибун.

* * *

…не было рывка… Лариса не дослушала пожелание Алексея.

У стартовых тумбочек одна девочка не поймала в руки — а отбила мяч, брошенный мальчиком, с которым стояла в паре. Мяч шлепнулся в воду, заплясал апельсином, отбрасывая на стороны блики отражений, словно распавшуюся кожуру. Мальчик в два шага оказался у бортика и прыгнул, изогнув гибкое тело — почти без всплеска войдя в воду. Вынырнул, сильными гребками устремился к мячу…

Все (в этот момент занятые своим делом) обернулись на это движение, росчерк тела, мелькание тонких рук. Обернулись, чтобы застыть на какое-то мгновение. Мяч плясал, как заколдованный. Мальчик плыл. Но это была постепенно стекленеющая вокруг оранжевой точки субстанция, охватывающая ледяным ужасом разгоряченное тело. Ему не было суждено добраться до этой веселой и, как бы ухмыляющейся, надсмехающейся над всем, рожицы.

Она стояла над зыбким квадратом, как над экраном телевизора, по которому пробегает рябь. Гидрокостюм облачал ее тайным заговором и, подняв правую руку, она входила в воду, разбив собрание рыцарей в блестящих латах, конклав охваченных шорохом, переливающихся жуков с блеском панцирных спинок. Сделав глубокий вдох, опускалась в магический кристалл, оставляя за собой след серебрящихся пузырьков, что взойдут у черной звезды. В тайных убежищах вод умирали косматые призраки, рождались светлые боги, звучал торжественный хор. Скользила, неслась, кувыркалась, играла в невесомости, плыла во все стороны жизни ихтиандром внутри божественного смысла, нисходила все глубже в родовое незатянувшееся темечко, где недоступен свет и все вокруг присутствует как тайна непроизносимого имени.

Все это так… А может, и нет.

Она прыгнула, ее тело торпедой прошило зеленоватую толщу в том направлении, где сейчас, по мгновенному расчету, должен находиться увлекаемый в глубину мальчишка. Неимоверная сила тащила тело ребенка вниз. Бурлящие пузырьки, мелькающие руки и ноги. Устремилась вслед, расстояние между ними сокращалось. Но мальчишку влекло в бездну, словно в лифте, опускающемся с головокружительной скоростью. Рука, растопыренные пальцы… Только бы дотянуться! Вставшие дыбом волосы. Выпученные от ужаса глаза. Рассыпаемые искорки, вырывающиеся изо рта. И она поймала его руку, рванула за собой. Худенькое тело превратилось в гигантского спрута… Он опутал ее парализующими щупальцами, повис свинцовой тяжестью. Его руки, скользящие по ее телу, обвивающие — были везде. Пальцы судорожно сомкнулись на ее горле, вцепились в волосы. Свившись в клубок, они опускались в черной невесомости, теряя запас воздуха в изнурительной схватке. И тут же, рядом — как будто взрыв! Черные гибкие существа накинулись, стеклянно-выпученные глаза надвинулись близко. Перед меркнувшим взором Ларисы ослепительные молнии… она схватила одну из них… Обожгла режущей болью ладонь… Спасатели тянули за собой страховочные концы и — она выброшена, вознесена к блекло-серому своду небес. Вдохнув во всю грудь хлорный (но выпитый сладчайшим нектаром) воздух, словно растворилась, металась в птичьей залетевшей стае. Кипение вокруг нее, мелькание блестящих тел было посвящено спасению мальчика.