Честь семьи Лоренцони - Донна Леон

Как обычно, он потратил добрых десять минут, объясняя бесчисленным секретаршам и медсестрам, кто он такой и что ему нужно, а потом еще пять, уверяя доктора Джованни Монтини, что это очень важно и сведения о Роберто Лоренцони ему просто необходимы. Прошло еще несколько минут, прежде чем медсестра по поручению доктора отыскала медицинскую карту Роберто.

Наконец, когда все было улажено, доктор сообщил Брунетти то, что он уже не раз слышал от других: усталость, головная боль, общее недомогание.

— А вам удалось выяснить причину его недомогания, доктор? — спросил Брунетти. — Согласитесь, это немного странно, когда у молодого человека в расцвете лет наблюдаются подобные симптомы.

— Это могла быть депрессия, — предположил доктор Монтини.

— Извините, но у меня создалось впечатление, что Роберто принадлежал к числу тех, кто подвержен депрессиям.

— Да, возможно, вы правы, — согласился доктор; Брунетти услышал, как тот листает медицинскую карту, — нет, не могу себе представить, что это могло быть, — признался он. — Хотя… Результаты лабораторных исследований наверняка все показали бы.

— Результаты лабораторных исследований? — удивленно переспросил Брунетти.

— Да, он был частным пациентом и поэтому сам оплачивал все медицинские услуги. Я выписал ему направления на целый ряд лабораторных исследований.

Брунетти подумал: а что, если бы к нему пришел человек с аналогичными жалобами, но по линии бесплатной системы здравоохранения? Наверняка он покинул бы кабинет доктора без единого направления. Но он, как всегда, оставил свои мысли при себе.

— Если я не ослышался, вы сказали «показали бы»?

— Да, вы не ослышались. Результатов анализов в его карте нет.

— А вы можете объяснить, почему так получилось?

— Поскольку Роберто не позвонил, чтобы записаться на повторную консультацию, думаю, мы так и не забрали их из лаборатории.

— А сейчас это можно будет сделать?

— Ну… вообще-то это не по правилам… — протянул доктор с явной неохотой.

— Но вам-то это наверняка будет по силам, доктор?

— Не понимаю, чем это сможет вам помочь.

— Доктор, на данном этапе любая информация о мальчике сможет помочь нам разыскать тех, кто его убил. — Опыт подсказывал ему, что, как правило, естественная смерть оставляла большинство людей равнодушными, но стоило заговорить об убийстве, отношение сразу менялось.

Доктор долго молчал, собираясь с мыслями, и наконец спросил:

— А вы можете… м-м… сделать официальный запрос?

— Да, разумеется, можем, но, я надеюсь, вы понимаете, это очень долгий и трудоемкий процесс. Доктор, вы могли бы сэкономить нам кучу времени, а заодно и спасти нас от всей этой бумажной волокиты, если бы сами сделали этот запрос.

— Ну что ж, думаю, это возможно… — пробормотал доктор Монтини. Ему явно не хотелось брать на себя этот труд.

— Огромное вам спасибо, доктор, — сказал Брунетти и продиктовал ему номер факса квестуры.

Поняв, что деваться некуда и пути к отступлению отрезаны, доктор решился на маленькую месть:

— Но в таком случае не раньше конца недели! — И, прежде чем Брунетти успел хоть что-то сказать, положил трубку.

Помня о просьбе или, точнее сказать, о предостережении Патты быть с Лоренцони «помягче», Брунетти набрал номер мобильного телефона Маурицио и спросил, удобно ли будет заглянуть сегодня вечером, чтобы поговорить с родителями Роберто.

— Сомневаюсь, что тетя будет в состоянии вас принять, — сказал Маурицио; его голос заглушал какой-то шум — судя по всему, уличного движения.

— Тогда мне нужно поговорить с вашим дядей, — решительно сказал Брунетти.

— Мы ведь уже говорили с вами, да и не только с вами, со всеми полицейскими на свете; все эти два года мы только и делали, что говорили, говорили, а что толку? Куда это нас привело? — Брунетти чувствовал, что Маурицио хотел съязвить, но в его голосе слышалась боль.

— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — сказал Брунетти, отдавая себе отчет в том, что солгал, — но мне нужна дополнительная информация, которой располагаете только вы и ваш дядя.

— Что за информация?

— О друзьях Роберто. Еще кое о чем… О вашей финансовой деятельности, например.

— А что с нашей финансовой деятельностью? — На сей раз Маурицио пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум, доносившийся из трубки; судя по всему, это был голос из динамика, объявлявший остановки.

— Где вы сейчас находитесь? — спросил Брунетти.

— На восемьдесят втором, — отвечал Маурицио, — как раз подъезжаем к Риальто. Так что там с нашей финансовой деятельностью?

— Похищение вашего брата могло иметь к ней самое непосредственное отношение.

— Но ведь это же чушь, чистой воды бессмыслица! — с жаром заговорил Маурицио; но его заглушил тот же металлический голос, объявивший, что следующая остановка — мост Риальто.

— В котором часу я могу прийти и поговорить с вами? — спросил Брунетти, сделав вид, что не расслышал его возражений.

В трубке повисло молчание. Какое-то время оба слушали, как голос объявляет то же самое, но уже по-английски. Наконец Маурицио бросил: «В семь», и на этом связь прервалась.

Разумеется, мысль о том, что финансовая деятельность Лоренцони могла иметь какое-то отношение к похищению Роберто, была лишена всякого смысла; как раз наоборот, именно предпринимательство, приносившее немалые прибыли, и повлияло на выбор похитителей. Роберто был для них лакомым кусочком, за который можно было получить немалые деньги. Исходя из того, что Брунетти узнал о нем, было маловероятно, что кому-то пришло бы в голову похитить его, чтобы лишний раз с ним побеседовать, или ради того, чтобы насладиться его обществом. Эта мысль лишь мелькнула в его голове, но этого было достаточно, чтобы он устыдился. Боже милостивый, мальчику был только двадцать один год, когда он погиб от пули, пущенной в затылок!

Неожиданно для самого себя Брунетти вдруг вспомнил, как много лет назад рассказал Паоле о том, что с тех пор, как Алвизе влюбился, парня будто подменили. Алвизе был самым тупым, самым заурядным полицейским во всей квестуре; а теперь он с восторгом расписывал достоинства своей избранницы или жены, сейчас Брунетти уже не мог вспомнить точно. Но тогда он смеялся над Алвизе, над его нелепой любовью, над самой мыслью, что такая бездарь может влюбиться. Смеялся до тех пор, пока Паола не сказала ему ледяным тоном:

— То, что ты мнишь себя образованней этого парня, еще не значит, что он не способен на глубокие, искренние чувства.

Смущенный, он сначала попытался было настоять на своем, но в том, что касалось философских вопросов, Паола была непреклонна.