Лучи смерти - Николай Свечин

– Губернаторов с министрами казнить?

– Берите выше, Лыков. Царя.

Сыщик задумался, анализируя услышанное. Боевая организация готовила цареубийство. И для этого решила заполучить невиданное оружие, созданное социал-демократом Филипповым у себя на квартире. Вот так новость.

– Вы устроили им встречу?

– Да. Она состоялась в моем присутствии за неделю до гибели доктора.

– И… они договорились?

– Обо всем, – ухмыльнулся Грилюк. – Боевики предложили три тысячи рублей, с тем что Филиппов обучит их человека управляться с аппаратом. Михаил Михайлович сказал, что денег за обучение и само оружие не возьмет. Так и так, мол, надо кончать это чудовище… российского императора… Но конструкция пока несовершенна и громоздка. Он сделает другую, более удачную, и отдаст террористам… Переносную! Но ее себестоимость составит восемь-девять тысяч… И на создание уйдет три месяца. Вот эти деньги партия эсэров должна ему дать, потому как своих у доктора нет…

Яша Бешеный снова закашлялся так, что, казалось, сейчас умрет на глазах у сыщика. Но через несколько минут отдышался и продолжил. Было видно, что он держится из последних сил. Вот, значит, как решил анархист искупить свою вину перед убитым им поручиком Белоконем. Уберечь государя от покушения.

– Эсеры ушли, оставив три тысячи задатка. Филиппов собирался ехать во Францию будто бы на встречу с Бертло… На самом деле за частями к новому аппарату. Вот, Лыков, теперь я все сказал. Успел, слава богу. Вы не знаете, мне дадут священника, если попрошу?

– Всем дают.

Алексей Николаевич смотрел на умирающего и искал в своей очерствевшей душе жалость к нему. Или хотя бы сочувствие. Но не находил. Этот человек собирался расстрелять невинных людей и купил себе для изящества замшевые перчатки. Расстрелял бы, дай ему волю… А сейчас, задыхаясь от кашля, он жалеет полицейского офицера. Единственного, кого удалось убить. Душа человека, конечно, потемки. Но в ленте было двести пятьдесят патронов. Жалел бы Яшка Бешеный тех, кто попал бы под его свинец? Или красовался бы во фраке и белом галстуке, думая, какой он особенный?

– Прощайте, – сказал коллежский советник и хотел уйти. Он так и не нашел слов утешения, да и благодарности за полученные важные сведения не испытывал. В глазах стоял поручик Белоконь, молодой, гибкий, веселый… Живой.

– Погодите, Лыков! Отдайте деньги матери, как-нибудь…

– Говорю же вам: она не возьмет. А обманывать я не буду. Неужели непонятно? Старушке уже все равно, есть у нее лишние три сотни или нет. Жизнь так и так кончилась. Пожертвуйте лучше на тюремную библиотеку.

И сыщик ушел. Всю дорогу обратно в Петербург он думал. Дело доктора Филиппова приняло новый оборот. Изобретатель подрядился ни больше ни меньше как изготовить оружие для цареубийства. Если охранное отделение об этом знало, тогда поведение Сазонова получало объяснение. Сжечь, сломать, стереть с лица земли проклятое наследие ученого. И самого доктора не жалко, кто бы его ни прибил…

Гершуни. Алексей Николаевич занимался уголовным сыском, но эту фамилию знал. Рассказывали, что вожак террористов обладает гипнотическими способностями и убеждает людей бесстрашно идти на верную смерть. Вот и гениального ученого уговорил. Черт возьми, что же это такое? Умный, всесторонне образованный, талантливый русский человек направил свои дарования на убийство государя! Какое будущее может быть у страны, где творится подобное? Почему ученый и власть не могут договориться для пользы народа?

Еще больше угнетала мысль, что немцы сделали доброе дело, устранив Филиппова. Доброе для России. И зачем тогда искать убийц?

Прямо с вокзала Лыков зашел к Зубатову. Тот был не один: рядом сидел подполковник Сазонов. Похоже, эта парочка стала неразлучной.

– Господа, кто такой у эсеров Иван Николаевич?

– А что за интерес? – встрепенулся подполковник.

– Он приходил к Филиппову вместе с Гершуни, – пояснил Лыков. – Незадолго до его смерти. Торговали подрывной аппарат, и доктор согласился!

– За девять тысяч взялся изготовить новый, лучше старого? – ухмыльнулся Зубатов.

Коллежский советник пристально посмотрел на надворного:

– Сергей Васильевич, так вы знали об этом?

– Конечно, знали. Наблюдение ведь было поставлено. А вы решили, что мы прошляпили? И вообще ничего не можем?

– Ну… примерно так.

Сазонов желчно усмехнулся:

– Дурачками нас представляли? А мы умнее, чем кажемся. Теперь понимаете, Алексей Николаевич, почему такое к Филиппову отношение? На царя покусился, стервец! Взял подряд и условия обговорил. Гори он в аду! Еще убийц его искать… Прихлопнули и правильно сделали!

– Почему вы не рассказали мне этого сразу?

Жандарм смутился, но надворный советник пояснил:

– Берегли внутреннее осведомление. Вы ведь как налетели? Подать мне Ляпкина, подать мне Тяпкина, у меня открытый лист от министра… Финн-Енотаевский до сих пор не в себе после знакомства с вами. Опасно секретному агенту раскрывать свою личность посторонним. А вы, Алексей Николаевич, при всем к вам уважении, политическому сыску лицо постороннее. Я не упрекаю Якова Григорьевича за то, что он уступил вашему давлению и свел с Енотаевским. Я сам ему это разрешил. Но других имен вы от нас не узнаете.

Зубатов встал, прошелся по комнате. Он как будто сделался выше и осанистей.

– И вообще, Алексей Николаевич, отложите ваше служебное рвение. Ни к чему оно в таком деле. И бумажкой своей, подписанной Плеве, тут не машите. За политическую агентуру перед министром отвечаю я. Эти люди ежедневно рискуют жизнью. Любая утечка для них гибельна. Секретные осведомители – передний окоп борьбы с террором, там жизнь человека кончается в один миг. Я их берегу, я их понимаю. Я им сочувствую. Бросьте требовать лишнего, пожалейте и вы этих мучеников.

Лыков не нашел, что возразить. Заведывающий Особым отделом был не просто чиновник. Он создал целую культуру общения с агентами, поставил политический розыск в империи на недосягаемую прежде высоту. Зубатов стал отцом-основателем новых охранных отделений. И не жалел сил и времени на укрепление монархии. Сергей Васильевич был на две головы выше любого правоохранителя, включая Лыкова. И он знал об этом, и Лыков тоже.

Неловкую паузу прервал Зубатов. Он глянул на часы и сказал:

– Вот что, уважаемый Алексей Николаевич. Мы немного извинимся перед вами за молчание и откроем некоторые карты. Хотите поучаствовать в одном интересном допросе?

– Кого будете потрошить?

– Сейчас сюда приведут штабс-капитана Григорьева. Этот офицер был слушателем Артиллерийской академии, но вдруг очутился в террористах. Его вместе с другим слушателем, Надаровым, завербовал все тот же Гершуни. Артиллеристы намеревались убить Плеве и Победоносцева. Но не только! Гершуни предложил офицерам испытать новый подрывной аппарат, опытную модель. Понимаете, о чем шла речь?