Рыцари Христа. Военно-монашеские ордены в средние века, XI-XVI вв. - Ален Демурже

Это противоречие ясно проявлялось в той зоне начального освоения, которую еще представляли собой области Мурсии и верховий Гвадалквивира. Арабский эмират Мурсия в 1266 г. был завоеван, а в 1304 г. разделен между Арагоном и Кастилией. Это был регион населенный, урбанизированный, со значительным мусульманским населением. Владения здесь получили ордены Храма, Госпиталя и Сантьяго. Два первых довольствовались тем, что укрепили несколько деревень и использовали их ближайшие окрестности: в Каласпарре, бывшем тамплиерском владении, госпитальеры в начале XV в. поселили 40 семей колонистов — выходцев из Кастилии, а в Арчене поселили мусульман из эмирата[547]. Орден Сантьяго получил более значительную территорию в среднем и верхнем течении реки Сегура. Пустую. В 1400 г. здесь было 28 населенных пунктов и 8 командорств. Но в течение всего XV в. сохранялась угроза со стороны мусульманского эмирата Гранада, и новое заселение ограничилось несколькими деревнями и ближайшей уэртой (huerta, орошаемыми землями). Одни только скотоводы отваживались заходить дальше. Когда после взятия Гранады заселение стало можно возобновить, было слишком поздно! Скотоводство приносило ордену Сантьяго такие доходы, что он, забыв о своей колонизаторской миссии, отныне покровительствовал скотоводам и не допускал колонистов на деэсас (dehesas, пастбища)[548]. Подобный же процесс отмечен в верховьях Гвадалквивира, разделенных между Сантьяго, Калатравой, архиепископом Толедским и королем[549].

В XII и XIII вв. на севере Испании колонизация приобрела классическую форму расширения возделываемых земель и основания новых деревень с грамотами заселения и пожалованием привилегий. В ней приняли участие военные ордены. Зато в XIV и XV вв. военные ордены потерпели неудачу с повторным заселением месетас [плоскогорий] к югу от Центральной Кордильеры: те так и остались пустынными пространствами без людей и возделанных земель, где все больше занимались только отгонным скотоводством. Скотоводство приносило настолько более высокие доходы, чем выращивание зерновых, что в конце концов ордены перестали поддерживать последнее. Экономическая и финансовая реальность была сильней всего, и ордены — Калатрава в несколько меньшей степени, чем Сантьяго, — предпочли скотоводство[550]. Делая это, они превратили «демографический кризис в источник обогащения»[551].

Тевтонцы и колонизация Пруссии[552]

Без колонизации и заселения Пруссии не могло быть и речи о ее прочном подчинении; но заселение сельской местности могло происходить только в обстановке мира и безопасности! Поэтому первоначально колонизация имела городской характер. Кульм и Торн, основанные на Висле в 1232 г., влекли к себе первых колонистов из Северной Германии и Чехии; немецкая колонизация в Ливонии тоже оставалась исключительно городской.

Завоевание сопровождалось строительством замков или укрепленных бургов. Эльбинг (в 1237–1239 гг.), Кенигсберг (1256 г.), как и Дюнабург в Ливонии, первоначально были замками, из которых выросли бурги и города. По соседству с первым Торном в 1264 г. появился новый Торн (Ной-Торн); оба официально объединились только в 1454 г. В Кенигсберге с самого начала было три поселения, давших начало трем городам со своими стенами и институтами. Даже в старинных городах, как Гданьск, начало которого восходит к X в., тевтонцы оставили свой след, построив в 1340 г. замок, а в 1378 г. новый город на правом берегу Вислы. Основание Мариенбурга в 1274 г. стало предвестием второй волны создания городов после окончательного подчинения Пруссии в 1283 г.: с 1280 по 1310 г. их появилось около десятка.

Эти новые города хоть и имели регулярный план с улицами, пересекающимися под прямым углом, но приспосабливались к местности: реки и холмы в Кенигсберге вынуждали считаться с их очертаниями. В целом эти города были очень маленькими. Однако некоторые, глубоко интегрировавшиеся в торговую систему Ганзы, достигли существенных размеров: Данциг в 1416 г. насчитывал 20 тысяч жителей, Торн — более 10 тысяч, а Кенигсберг — от 8 до 10 тысяч.

Итак, тевтонцы не поощряли сельской колонизации до полного подчинения страны в 1283 г. Деревни защищать было трудно, и тевтонцы из политических соображений считали за благо, чтобы прусские крестьяне оставались на месте. К этому вопросу я еще вернусь. Поэтому сельская немецкая колонизация затронула только новь, подлежавшую распашке, лесные зоны долины Оссы в Кульмерланде или неудобные прибрежные земли в устье Вислы, которые в первой половине XIV в. укрепили дамбами и осушили голландские колонисты. Колонизация зон, близких к Литве, и первые поселения в «Вильднисе» датируются XV в. Используемые зоны чаще всего были изрезаны заборами — требования безопасности! Тевтонцы применяли две системы колонизации как в сельской местности, так и в городах:

— либо передачу лена свободным людям (Freien), рыцарям или бюргерам, в обмен на выплату чинша и обязательство нести конную военную службу. Эти вассалы ордена брали на себя привлечение держателей, чтобы эксплуатировать держания (от 40 до 80 на имение). Преобладали средние имения, но были и огромные, которые передавались группе рыцарей: имение Загже в «Вильднисе» включало 1400 держаний;

— либо приказ о передаче территории в распоряжение локатору (locator), организатору подъема целины по тому образцу, который практиковался в Восточной Германии в период «Дранг нах остен». Так, любекскому локатору поручали заселить город Брауэнберг, основанный рядом с одним замком в 1248 г. Эти локаторы вербовали в сельской местности крестьян для распашки нови.

В том и другом случае распределяли наделы, годные для застройки, или держания, которые можно было эксплуатировать. В сельской местности базовым держанием была фламандская гуфа (Hufe, немецкий эквивалент манса) в 16, 8 гектара, как она описана в трактате 1400 г., составленном по заказу магистра Конрада фон Юнгингена[553]. Локаторы, или Freien, предоставляли ее свободным колонистам, обязанным только чиншем (и то не в первые годы). Деревни, сформированные таким образом, имели статут и муниципальную организацию, совсем как города. 28 декабря 1233 г. Кульм и Торн, едва лишь основанные, получили Kulmer Handfeste [Кульмскую грамоту], жаловавшую им выборных магистратов и привилегии в обмен на содержание постоянного городского ополчения. Это «кульмское право» широко распространилось, в том числе и на деревни.

Вопреки распространенному взгляду, тевтонцы не истребили прусское население. Завоевание было жестоким и кровавым, случилось немало побоищ и высылок, многих обратили в христианство насильно. Все это совершенно верно, но незачем преувеличивать. Прусская знать отчасти примкнула к тевтонцам, и немалая часть крестьянского населения осталась на месте, сохранив традиционную систему деревень с мелкими разнородными хозяйствами, гаками (Haken). То же самое было в Ливонии и польской Померелии после завоевания 1309 г. Пруссы и поляки приняли участие в распашке нови наряду с немецкими или голландскими колонистами, например на рубежах «Вильдниса».

Христбургский мир от 7 февраля 1249 г. закрепил правила сосуществования тевтонцев и прусского населения… конечно, крещеного! Он даровал последнему личную свободу, право собственности, юридическое признание, но не коллективные свободы. Прусская знать могла вступать в орден. Разумеется, восстания 1260–1274 гг., жестоко подавленные, повлекли за собой положенные изгнания и конфискации имущества, но принципы, заложенные в Христбурге, пересмотрены не были. Они создали юридические рамки, которые после окончательного подчинения и после установления мира позволили интегрировать население в тевтонскую систему[554].