Скверное дело - Селим Ялкут

Семен Иосифович закрыл книгу и глянул победно. Немудрено, Памфилас сидел, открыв рот, даже буквально открыв. Наконец, откашлялся, как будто в горле что-то застряло.

— Это, как: оживете? Буквально?

— Замечу только, не одного Израиля касается. Вы, историки, хотите мир сложить из прошлого. И мы того же хотим. Но так сложить, чтобы изменить его по собственному разумению и своей надобности. Нам для того ваши знания и нужны, чтобы подобрать свою конструкцию. Умные люди. Материалом одним пользуемся, а строит каждый свое. И говорит: — Я прав. Я Господь. Пришел и буду судить. Потому что он… — Семен Иосифович, как стоял, развернулся и гневно ткнул пальцем куда-то в угол. — Он — преступник. Где? Что? А вот вам свидетельства. Вот доказательства. И прав на будущее никаких у вас нет.

— Это по костям, что ли?

— И по костям. Сами слышали. Плоть нарастить, дух ввести и оживут. — Закс поглядел на Памфиласа, будто увидел его только сейчас, уселся на место и сказал спокойно. — Вот для чего, профессор, нам история нужна.

— Все. — Сказал Валабуев. — Закрываем лавочку. Давно пора. Повезло Картошкину. Сейчас бы стенгазету оформлял. На свободу с чистой совестью. Кстати, как он тебе?

Шварц пожал плечами.

— Ты хоть в Стамбул смотался. Плахов тебя не узнал?

— Вроде, нет. Знакомились теперь, как ни в чем не бывало.

— Тогда так. — Валабуев вздохнул. — Три дня у нас есть. Сиди в музее, копай до темноты.

— Я и нерабочее прихвачу.

— Что нерабочее?

— Время. Там в музее есть, вы ее видели. Наталья. Мы с ней на вечернюю прогулку собрались.

— Молодец. — Похвалил Валабуев. — Действуй по обстановке.

Не то, чтобы Леня что-то утаил, скорее недосказал. Служебные обязанности ему как-то мешали. Можно удивиться, но человек он был неиспорченный, и тем более не циник. А Наташа была женщина перспективная, и в подколодных расспросах Лене виделось что-то нечистое.

Картошкин ходил с важным видом. В сторону Шварца старался не смотреть, Леня облегчил ему жизнь, разрешил докладывать по ситуации. Плахов никак на Леню не реагировал. Притерпелся, шел к себе в кабинет и оттуда пытался руководить. Раз выскочил, на ходу натягивая пиджак, и куда-то умчался. Видно, кто-то позвонил в кабинет. Неясно, кто. Сюда бы прослушку, но рискованно. Плахов может быть растяпа, но не дурак, в случае провала вся бы операция рухнула.

Кто Леню не принял, это Света. Шварц был человеком Балабуева, и Света помнила, как мужественный Федя защищал музейщиков от милицейского произвола. Чем Шварц лучше? Женщины сгоряча клянутся, что мужская внешность для них не главное. Оставим это утверждение на их совести. Но если ее (внешность), на время отложить в сторону, то невзрачный Картошкин смотрелся намного значительнее, а Ленино дружелюбие шло ему даже в минус. Слишком уж бойкий, знаем таких…

Но это разговоры. А дело было организовано так. Шварц просматривал папки, документы, экспонаты. Пытался найти зацепку для следствия. Шкафы были заставлены и завалены. Так это место и называлось — архив, и отвечала за архив Наталья. Плахов рукой махнул. — Смотрите, что хотите. Главное, порядок… Так Леня оказался в комнате вместе с приятной женщиной. У него был свой метод. Леня считал, что от постоянного наблюдения за местом происшествия (а в музее могло быть нечто для него важное) впечатления выцветают и тускнеют. Нужно освежать взгляд, возвращаться к увиденному. А в промежутках можно (даже полезно) заниматься чем-то другим. Не все криминалисты с этим согласятся, есть такие крючки, которые не уйдут с места происшествия, пока все досконально не вывернут. Всякое может быть. Но тут ведь и не место происшествия в известном смысле, посреди которого мелом обозначен контур жертвы (обычно на боку, сгорбившись, и рука согнута, будто покойник просит на проезд в Царствие Небесное). Все это нам хорошо известно. Но здесь обычная рабочая комната, и уловить в ней можно лишь мимолетное присутствие какой-то тени, намека, имеющих отношение к преступлению. А для этого не нужно высматривать орлиным глазом, а всего лишь небрежно взять на заметку, как дыру в носке. Носится пока хорошо, и пусть носится, но учесть на будущее не мешает.

Есть женщины, похожие на шведский стол. Всего много, и всё хочется попробовать. Леня был человек с эстетическим началом, Наташа ходила в обтягивающих вельветовых брючках (было, что обтягивать!), и, если сопоставить эти два близких по настроению факта, ответ приходит само собой. Конечно, это замечательное явление не увязывалось с порученным заданием. Наоборот. Официальные полномочия, использование служебного положения только мешали. Наташа пользовалась французскими духами, а этим средством можно достичь многого, потому и денег на них не жаль. Любовь (как и ирония) состоит в искажении банальной действительности в сторону гиперболического, и обоняние этому очень способствует. Вот так и Леня сидел за столом и папку за папкой перекладывал скучное содержимое, вдыхая пленительные ароматы. В противогазе, наверно, было бы легче, но там и ощущения другие, лучше не сравнивать.

А теперь по делу. Нашел фотографию стамбульского знакомца Карапуза. На раскопках давнего времени. Посмотрел.

— А когда этот к вам приезжал? — Вопрос к Наташе.

— Был два раза.

— И к кому — Павлу Николаевичу или Алексею Григорьевичу?

Наташа не помнила. Англичанка, кстати, тоже материалы в музей отсылала. Иностранка, а туда же. Теперь уточнить не у кого. От Светы не дождешься. Леня и не пытался.

— А этот? — Антонян не давал покоя Балабуеву. Нашлись две фотографии. Балабуев просил уделить особое внимание.

— Не знаю. Не видела. С ним наша Светка дружила.

Шварц терял надежду. — Не знаешь? Он в Москве?

— У него связи. Как это у армян. Под каждым орехом родня. Но, вообще, у нас газета армянская должна быть.

— Какая газета? — Насторожился Шварц.

— Павел Николаевич приносил. На столе у него лежала. А написано по-армянски. Не поймешь.

— Где эта газета? Может, сохранилась?

Наташа кивнула. — Это в библиотеке, среди отзывов.

Действительно, помимо научных публикаций, музей собирал вырезки из газет на свой счет. Под хранилище была отведена маленькая комната без окон, можно сказать — кладовка, потому что работать там было невозможно. Библиотекой (громко сказано) пользовались только сотрудники. И, конечно, поддерживали порядок.

Пошли в библиотеку. В коридоре попался Картошкин, глазами попросился на разговор, а Леня так же подтвердил, что понял. На нижней полке стояли в ряд огромные папки, размером в газетный лист. На папках было написано. СССР, Франция, США… — Это все отзывы. А вот и Разное. Здесь может быть. Разное шло по годам, нетрудно определить, и Наташа вытащила армянскую газету. Конечно, отыскать нужное среди сотен страниц (а на музейную тему много писали) без Наташиной помощи было невозможно.