Розовый костюм - Николь Келби

Рядом с Кейт вдруг отворилась какая-то незаметная дверь, и человек, видимо бригадир, крикнул оттуда: «Эй, перерыв закончен! – И неслышно прибавил: – Кайки[51] проклятые!»

– Гадость какая! – вслух возмутилась Кейт.

И сама удивилась, что у нее хватило смелости сказать это громко. Впрочем, она ничуть не жалела, что не сдержалась. Она на самом деле считала это отвратительным, хоть и не была уверена, к чему относилось слово «гадость» – то ли к этому наглому типу, то ли к мерзкому слову «кайки», то ли ко всему этому миру в целом, – но она совершенно точно знала, что сказала именно то, что хотела. Нельзя допускать, чтобы люди так себя вели! – думала она. А наглый тип, услышав ее слова, гнусно на нее посмотрел и плюнул на тротуар – не в нее, но так, чтобы плевок упал достаточно близко, и Кейт вдруг захотелось снова встретить в вагоне метро того доброго пастыря, который держался так достойно и мужественно. А еще на нем был такой чудесный красный галстук!

Ненавидеть других – как это, должно быть, печально, думала она, бесцельно бредя по улице. Время, отведенное на обеденный перерыв, давно истекло, но вернуться в «Chez Ninon» Кейт все еще была не в силах. И рассказать Хозяйкам о том, что случилось в «Карлайле», она тоже была не готова. Возможно, ее уволят, и тогда, скорее всего, костюм для Белого дома будет заканчивать Мейв, а это никуда не годится – у нее слишком много недостатков, а умения и терпения как раз не хватает.

Кейт продолжала брести по Седьмой авеню, словно не замечая, что рядом с ней то и дело прямо на тротуаре паркуются грузовики, наезжая передними колесами на бордюр. Откуда-то все время выныривали маленькие фургоны доставки и, нарушая правила движения, пытались встроиться в общий поток. Обгоняя Кейт и навстречу ей бежали люди – одни несли в охапке груду одежды на вешалках, другие толкали перед собой тележку, доверху наполненную рулонами тканей и отделочными материалами. Почти во всех домах окна вторых этажей были распахнуты настежь, и оттуда доносился яростный стрекот швейных машинок и гул голосов – там, в мастерских, неприметные «мышки» с утра до ночи трудились в поте лица, стараясь заработать себе на жизнь. Эти девушки-работницы, польские, русские, литовские, немецкие, действительно получали за свой адский труд несколько больше, чем у себя на родине, но все же далеко не достаточно. Теперь, по крайней мере, они были хоть как-то организованы. У них был свой профсоюз, и тридцать пять рабочих часов в неделю означали именно тридцать пять часов в неделю, какими бы гнусными словами ни поносили их хозяева. Впрочем, как слышала Кейт, в пригородах Нью-Йорка дела обстояли совершенно иначе.

Дойдя до Ист 34-й, Кейт свернула с авеню и где-то между 5-й и 6-й улицами обнаружила, что стоит прямо перед зданием «Орбаха». Над ее головой золотыми буквами было написано: «Сегодня мы открыты до девяти вечера». Снаружи, разглядывая витрины, толпился народ. То, что там было выставлено, явно предназначалось для того, чтобы «продать ЕЕ красоту», как выразился Шуинн. В каждой витрине Кейт видела подобие супруги Президента: десятки манекенов старательно повторяли ее облик – ее пышную прическу, ее широко расставленные глаза, ее манеру одеваться. Разумеется, демонстрировались лишь те копии одежды Первой леди, которые продавались в «Орбахе».

Копии, реплики, украденные варианты – их можно было называть как угодно, но все они выглядели вполне убедительно. Например, в одной из витрин «Супруга П.» стояла в том самом «счастливом» красном двубортном пальто «от Живанши», которое было ей сшито для предвыборной кампании, – Кейт все еще не верилось, что Мэгги смогла отказаться даже от этого пальто и вернуть его ей. В другой витрине «Супруга П.» красовалась в бежевом платье из шерстяного крепа «от Кассини», сшитом для церемонии инаугурации, а чуть дальше – в шерстяном платье «для дневных мероприятий» из упрямого красного букле (модель Кристиана Диора, воссозданная в «Chez Ninon»), которое было настолько сложным в работе, что Кейт чуть с ума не сошла.

– Это же мое платье! – сказала Кейт какой-то даме, стоявшей с ней рядом.

– А я себе купила вон то красное пальто, – откликнулась та. – Ну, двубортное.

Кейт хотела пояснить, но поняла, что женщина ей попросту не поверит. А если и поверит, то получится, что она, Кейт, хвастается тем, что шьет для самой супруги Президента. Хватит с нее и того хвастовства, которое она недавно позволила себе в пабе, когда впервые пришла туда с Патриком!

Перед каждой витриной стояла небольшая толпа самых разных женщин, но вид у всех был мечтательный. Некоторые держали в руках увесистые пакеты. Некоторые были с детьми. А иные просто так, кружа по городу, задержались у витрин. Немало насчитывалось и жительниц центральной части города – в модной одежде, но с тощим кошельком. Попадались, разумеется, и туристы в удобной обуви на плоской подошве и с фотоаппаратами на шее. Внимание Кейт привлекли японки – представительницы как минимум трех поколений; все они указывали на манекены пальцами и хихикали. В общем, все выглядело именно так, как и говорил Шуинн: все эти женщины пребывали во власти чар Первой леди Америки.

– Хорошенькая шляпка, – сказала одна из них, обращаясь к Кейт. – Из «Орбаха»?

Женщина говорила с испанским акцентом. У нее была очень смуглая кожа и каштановые волосы. А Кейт к этому времени совершенно позабыла о том, что на голове у нее по-прежнему красуется розовая шляпа-коробочка.

– Да, из «Орбаха», – сказала она, и женщина немедленно ринулась в магазин искать такую шляпку. Еще несколько человек последовали ее примеру.

Кейт посмотрела на свое отражение в витрине. Шляпка и впрямь была очень хорошенькая. Она, правда, совершенно не подходила к ее светло-фиолетовой твидовой юбке, но в целом все выглядело не так уж плохо. Кейт видела, что у нее за спиной, на той стороне улицы, туристы собираются группой, чтобы пойти на экскурсию в Эмпайр-стейт-билдинг. Обычно дневная экскурсия начиналась в два часа. Значит, обеденный перерыв давно кончился. Кейт пора было возвращаться в «Chez Ninon».

Кейт так и не придумала, как ей объяснить Хозяйкам свое поведение, но ей хотелось посмотреть еще одну, последнюю витрину, перед которой собралась самая настоящая толпа. Там была представлена одежда для официальных приемов и торжественных случаев. Главное украшение любого гардероба, как сказал бы мистер Чарльз. Кейт пробилась сквозь толпу и подошла ближе. Манекен, изображавший Супругу П., был наряжен в изящное платье из розового шелка, расшитое блестками. Это был тот нежный розовый оттенок, который встречается на внутренней стороне морских раковин. Платье было «полуприталенное», то есть сидело довольно свободно и не облегало фигуру; талия обозначена скромным бантом. Вырез был тоже скромным, «под горлышко». Это было то самое платье-рубашка, которое Супруга П., по сути дела, сама придумала и сделала знаменитым, поскольку постоянно носила такие платья. Такой стиль был чрезвычайно прост, но обладал внутренней элегантностью. Данное розовое платье было «копией Диора», переработанной мистером Кассини, с которой затем была сделана еще одна копия – уже Орбахом. И все же, несмотря на все эти переделки, платье обладало именно тем, что всегда сообщал созданной им одежде Кассини: знаменитым голливудским гламуром, тайной магией киноэкрана, но в то же время воспринималось как нечто очень простое и красивое. И самое главное – это было совершенно американское платье.