Засекреченное будущее - Юрий Поляков

Что же касается неуставных отношений в сегодняшней армии, то я уже много лет вхожу в Общественный совет при Минобороны РФ, даже был какое-то время заместителем председателя, и могу сказать: для преодоления дедовщины, с которой так и не смогла справиться советская власть, нынче сделано очень многое. «Неуставняк» действительно сведен до минимума, причем добились этого благодаря целому комплексу мер. Оправдал себя и переход на одногодичную службу, не стало «салаг» и «стариков» в прежнем понимании. Серьезнее занимаются личным составом офицеры, дорожащие теперь своими должностями. А сейчас я скажу вещь, на первый взгляд, удивительную. Большую роль в борьбе с «годковщиной» сыграло появление мобильных телефонов. Да-да! Я за все время армейской службы смог из ГСВГ позвонить домой один раз. Письмо шло около десяти дней. А теперь? Боец, получивший фонарь под глазом от зарвавшегося сержанта, уже через пятнадцать минут звонит домой, и через день-два разъяренная мамаша да еще в сопровождении представительницы комитета солдатских матерей стоит у КПП и вызывает на суровый разговор командира подразделения. Да и журналисты тут как тут… И приходится отвечать, почему в части младшие командиры распустились до рукоприкладства! Более того, теперь министр обороны Шойгу может увидеть любую воинскую часть в режиме прямого времени… Вот он все и видит. Дедовщина в подразделении? Себе дороже!

Так что, на мой взгляд, победа над дедовщиной одержана, хотя и неполная, полная в принципе невозможна. Неуставные отношения в замкнутом коллективе неизбежны. Вспомните хотя бы Кузнечика из замечательного фильма «В бой идут одни „старики“». Зайдите в любой банк, и вы сразу заметите, что отношения между клерком, устроившимся на работу недавно, и тем, кто там служит уже лет пять, тоже подчиняются некому негласному неуставному кодексу, это видно сразу. Но от казарменного мужского ритуала до казарменного беспредела «дистанция огромного размера».

— Сейчас армейская служба снова стала престижной после более чем 20-летнего упадка. Благодаря чему, как вы думаете?

— Благодаря путинскому курсу на суверенитет страны. Суверенитета с нищей, плохо вооруженной и расхлябанной армией не бывает. Это главное! Да, служить в армии снова престижно и выгодно. Офицеры стали получать очень приличную зарплату, появился «социальный пакет», в значительной степени решен и жилищный вопрос. На каждом заседании Общественного совета министру обороны и нам докладывают о количестве военнослужащих, вселившихся в новые квартиры и о сокращении очереди на улучшение жилищных условий. Я служил в ГСВГ и хорошо помню, как люди жили в ставших тесными коммуналками домиках, которые построили для Берлинских Олимпийских игр 1936 года. К слову, СССР, не желая иметь ничего общего с фашистским режимом, в них не участвовал. Зато сборная США занимала добрую половину олимпийской деревни. В одном из американских коттеджей располагалась наша комендантская рота, куда меня откомандировали из артполка, когда я стал военкором дивизионной газеты «Слава». Так вот, условия жизни у офицеров и прапорщиков были неприглядные, здоровенная крыса на кухне была обычным делом. Надо сказать, в Германии вообще обнаружилось жуткое количество крыс. Только старшие командиры могли рассчитывать на более-менее нормальные условия проживания.

Сейчас армия совсем другая. Когда я бываю на заседаниях Совета в Центре управления Министерства обороны, похожем на центр управления космическими полетами, то вижу все изменения в режиме реального времени. На огромном экране нам демонстрируют, как проходят учения, как осваивается новая техника, как разбираются с нарушениями, как возводится главный храм Вооруженных сил и т. д. Наверное, скоро бойцы и офицеры будут напрямую обращаться к министру обороны с вопросами, критикой и предложениями. Жаль, у министра культуры нет такого экрана…

— Я хорошо помню те времена, когда ваши произведения, особенно уже упомянутая повесть «Сто дней до приказа», а также «ЧП районного масштаба», долго не печатавшиеся и, наконец, изданные в начале перестройки, произвели эффект разорвавшейся бомбы. Позднее были «Апофегей», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Козленок в молоке», «Небо падших», в 2005-м — «Грибной царь», который вышел каким-то невиданным для того времени тиражом. Сейчас вы придерживаетесь тех же взглядов и ни от чего, что в былые годы написали, не отказались бы? И что сейчас из этого так же актуально, как в те времена?

— Я реалист. Любовь к Родине не мешает мне видеть то, что плохо, неправильно, то, что безнравственно, то, чего не должно быть в нашем Отечестве. Все мои новые романы, тот же «Грибной царь» или «Любовь в эпоху перемен», жестко и объективно описывают современную российскую действительность, куда жестче, чем многие авторы, считающиеся почему-то современными диссидентами.

«Козленок в молоке» — одна из самых любимых читателями и часто переиздаваемых моих книг. Ее переиздали уже почти 30 раз! И надо сказать, что в тех странах, где ее перевели и выпустили, она тоже имела большой успех — и в Китае, и в Словакии, и в Венгрии. Из чего могу заключить, что в этом романе мне удалось выразить всеобщую проблему нашего времени — торжество мнимостей, симулякров… Эдакая глобализация хлестаковщины. В литературе это стало настоящим бедствием, с помощью лукавых премий читателям навязываются авторы, еще, по сути, не научившиеся грамотно писать по-русски…

Но я уверен, настоящая литература остается, а симулякры рассеиваются, несмотря на все усилия пиарщиков и рекламные вливания. Мой, еще советский, «Апофегей» регулярно переиздается, его, кстати, недавно экранизировали. «Парижская любовь Кости Гуманкова» постоянно допечатывается, хотя, казалось бы, проблема советских граждан за границей исчезла много лет назад, вместе с Советским Союзом, но эту вещь все равно любят. Значит, мне удалось затронуть какие-то общечеловеческие струнки.

Понимаете, актуальность художественной литературы отличается от актуальности, скажем, политологической статьи, которая анализирует нынешнюю ситуацию. Года через два читать ее никто не будет, на смену ей придут другие политологические статьи, также быстро устаревающие. Чтобы твоя политологическая работа осталась интересной потомкам, надо быть Данилевским, Леонтьевым, Марксом, Лениным, Кожиновым… А роман, помимо анализа современной социальной ситуации и морального состояния общества, создает особый художественный мир, герои которого, если вещь написана талантливо, не устаревают. И мы по-прежнему переживаем, читая, допустим, «Накануне» Тургенева, вещь очень политизированную, хотя после публикации этой повести прошло полтораста с гаком лет, и очень многое изменилось. А «Гранатовый браслет» Куприна! Он вечен. Кстати, зеленый «гранат», на который несчастный влюбленный чиновник растратил казенные деньги, называется «влтавит».

— Считается, что во многих своих произведениях вы как бы изучаете психологию и образ жизни преуспевающего российского интеллигента, зачастую удачливого предпринимателя, причем изучаете, как правило, с определенным сатирическим уклоном. В первоначальный период нашего капитализма, это, скорее, были взаимоисключающие понятия — предприниматель и интеллигент. А как сейчас, по-вашему?

— Меня с самого начала очень занимала эта метаморфоза — превращение советского человека, скажем, инженера, который жил от зарплаты до зарплаты, в супербогатого «нового русского». Впрочем, именно русских среди нуворишей было, по моим наблюдениям, не так уж и много. Мне представлялся очень интересным процесс изменения социального уклада, и политического строя страны в 1990-е, и, как следствие, изменение людских судеб, радикальная перемена участи. Это была настоящая «ломка», мощный исторический сдвиг, по грандиозности мало уступавший Октябрьской революции. Кстати, как ни странно, лишь немногие писатели поняли тогда, что художественно запечатленное движение исторических литосфер и будет самым интересным грядущим читателям. Большинство вообразило, будто свобода слова существует исключительно для того, чтобы рассказывать о своих сексуальных девиациях. Мне жаль таких литераторов…