Война - Денис Юрин

В первую очередь Дарк винил старого друга и соратника в том, что их встреча во вражеском тылу так и не стала душевной, хоть давненько воевавшему и странствующему в одиночку моррону очень хотелось провести пару жалких часов в приятельской компании родственных душ. А что он получил вместо этого? Какую награду приобрел за то, что более трех недель не мылся, а затем еще и влез в противное не только окружающим, но и ему самому одеяние нищего? Кто оценил, что он дважды проделывал опаснейший путь по враждебному городу, даже не зная чужого языка? Первый раз, когда шел на встречу, второй – возвращаясь с нее на кладбище.

Несдержанная на язык и сама частенько ведущая себя неподобающе для дамы образом Милена нахамила ему еще в карете. Ее презрительные гримасы да ужимки не испортили ему настроение, но задали соответствующий тон… Марка на встречу Гентар не взял, хотя, возможно, это был единственный шанс обменяться со старым другом приветствиями. Неизвестно, что готовил завтрашний день, но Дарк точно знал: они встретятся с Марком, однако им будет не до дружеской болтовни. Удастся ли затея морронов или нет, но их пути надолго разойдутся, едва пересекшись на пару кратких минут. Ему придется поспешно уводить преследуемый практически всей городской стражей отряд, а Марк последует за морронами в полные неизвестности недра вражеского подземелья.

Изрядно подпортило настроение Аламезу и вызывающе властолюбивое поведение Огарона, быть может, ценившего его ум и уважающего его боевые заслуги, но в конце разговора четко давшего понять, кто из них командир, а кто солдат; кто умный, а кто дурак; кто обладает привилегией мыслить, а кому суждено лишь выполнять чужие приказы. Мартин поленился проявить гибкость переговорщика и не удосужился сгладить острые углы. Его предательское молчание поставило Дарка в очень незавидное положение и заставило ради блага общего дела терпеть порой откровенно барские манеры давненько не получавшего отпор Главы Совета. Анри Фламмер точно не поступил бы так и вынудил бы Огарона, если не уважать, то хотя бы выслушать мнение того, кто отнюдь не новичок в интригах разведок на войне и в боях с вампирами. Одним словом, в конце встречи Аламез еще сильнее почувствовал себя волком-одиночкой, чем до ее начала, и виноват в том полностью был Мартин Гентар.

Второй провинностью мага Дарк считал чрезмерную самоуверенность. Познания ученого мужа, бесспорно, играли большую роль в войне, которую они вели с вампирами, но беда в том, что Гентар всецело полагался на них, пренебрегая простой жизненной истиной, неоднократно доказываемой историей человечества: «Исход войны во многом решает сила, грубая примитивная сила!» Когда силы противников примерно равны, иллюзия и прочие ухищрения, в частности те, что именуются колдовством, могут склонить чашу весов в твою сторону. Но, имея в распоряжении только чары и горстку пусть и отличных солдат, в драку с целой армией врагов лучше не ввязываться. Дарк не сомневался, что именно Мартин, воодушевленный новыми открытиями, сделанными при помощи Марка, убедил Совет Легиона, и в первую очередь его Главу, разрешить граничащую с безумием операцию. Да, безо всяких сомнений, задумка была хороша, но в Удбиш следовало посылать как минимум полсотни мастеров клинка, а не жалкую дюжину практически обреченных на смерть морронов. Гентар с Огароном верили в успех, а Дарк весьма сомневался, что им удастся перебить врагов в их же логове. Неудачное нападение соклановцев не только могло свести на нет его шансы спасти Анри, но и грозило ослаблением Легиона. Главе Совета, координирующему борьбу многих сотен морронов, не стоило принимать участие в столь рискованной операции, да и Мартин уж лучше б посиживал в своей лаборатории за книгами, пробирками да склянками.

Третье обвинение, которое, к сожалению, из-за присутствия Огарона Дарк не смог бросить Мартину в лицо, было отнюдь не ново и звучало предельно просто. Некромант витал в высоких сферах своих гениальных идей, но ни одну не мог четко сформулировать в виде подробного, хорошо проработанного плана действий. Он небрежно относился к мелочам, попросту говоря, не желал с ними связываться и оставлял на откуп исполнителям, причем оповещал бедолаг-напарников о задуманном в самый последний момент, когда уже толком ничего проработать было нельзя. Обеспечив отряду Дарка проход в город, Гентар не удосужился подумать, как герканцы доберутся до крепостной стены, и пренебрег допущением, что Дарка могут обвинить в колдовстве. Неизвестно, чем руководствовался некромант, выбирая место для встречи, но явно не продумал один очень неприятный для Дарка момент. Возвращаться с нее Аламезу пришлось через полгорода, в одиночку, практически не зная дороги и через зажиточные кварталы, обитатели которых очень недружелюбно относились к местной голытьбе и странствующей нищете. Почему-то некромант не позаботился обеспечить Дарка каретой, которая могла бы отвести его если не к окраине кладбища, то хотя бы на Соборную площадь. Это была несущественная деталь, которой Гентар пренебрег, но за это Аламезу пришлось расплачиваться.

Моррон брел по узким улочкам в очень неудачное время, где-то между шестью и семью часами вечера, когда они были особенно многолюдны. Обеспеченным горожанам, их избалованным детишкам, да и прислуге не сиделось дома после праздничной службы, и они вышли прогуляться: одни, чтобы порезвиться, другие для того, чтобы обменяться впечатлениями и свежими слухами с соседями. Появление нищего среди сытой, довольной своим достатком и положением в обществе публики вызвало не только шквал бурных возмущений, но и живой интерес со стороны почувствовавшей возможность позабавиться жестокой детворы. Вслед за оскорблениями родителей вдогонку похрамывающему калеке полетели «подарки» от игриво настроенных детишек: липкие и сочные объедки фруктов, большие, но, к счастью, не больно бьющие по спине палки и, конечно же, булыжники, выковырянные юными исчадиями ада из мостовой. Спина стоически терпевшего обзывания, угрозы и побои Аламеза превратилась в движущуюся мишень, пометить которую стремился каждый обряженный в красивенькое праздничное платьице карапуз. Прекратить маскарад и выдать себя хотя бы на время моррон, к сожалению, не мог, ведь район был зажиточным, а, как известно, у каждого состоятельного горожанина имеется парочка опытных в кулачном бою и отменно владеющих дубинками слуг, не говоря уже о страже, чьи патрули то и дело вальяжно прохаживались по улочке.

Ругань враждебно настроенного окружения раздражала слух Дарка, но не более. Объедки да палки хоть частенько попадали в цель, оставляя новые отметины на плаще и синяки на спине под ним, но боли не причиняли, а вот булыжники – другое дело. Они больно жалили острыми краями ребра и лопатки моррона, а от парочки камней, неудачно залетевших прямо в затылок, в глазах Аламеза даже потемнело. Стиснув зубы от обиды и боли, Дарк максимально (насколько того позволяла его мнимая хромота) ускорил шаг, чтобы быстрее оторваться от преследовавшей его по пятам детворы и родителей, с умилением наблюдавших, как «шалят» их детишки, и не скупившихся на похвалы после каждого меткого попадания. И вот когда ему уже почти удалось миновать опасный для таких голодранцев, как он, квартал, произошло событие, соизмеримое с настоящей бедой.

– Стопкай, нагота перекатная! – гнусаво пробасила огромная скала, вдруг выросшая у едва успевшего остановиться моррона на пути. – Чо торопыжничаешь?! Чо праздненье святое детявкам испортить хошь?! Пацаненка мой тя еще ни разка не пометил! Дай порадовкаться мальцу! Возля древа вон таго безтрепыханно постой, медяк на жраву полушь!