Война - Денис Юрин

Договорить умирающая не успела, и виной тому стала вовсе не потеря сил. Над самой головой Лорда-вампира внезапно возникла стальная рыцарская перчатка, способная, как оказалось, не только появляться из ниоткуда и зависать в воздухе, но и быстро впиваться в горло врага. Дарк и глазом моргнуть не успел, как стальные пальцы мертвой хваткой вцепились в горло Каталины и сжали его до хруста шейных позвонков. Бездыханное тело Форквут обмякло и повалилось на крышу. А рыцарская перчатка еще на несколько секунд зависла в воздухе, как будто любуясь деянием пальцев своих, а затем резко развернулась и полетела в сторону моррона.

Не понимая, кто его враг и как с ним следует бороться, Дарк действовал инстинктивно. Он поднял над головой меч и приготовился ударить по кромке стальной перчатки, то есть туда, где, возможно, находилась невидимая рука. Похоже, перчатка раскусила замысел Аламеза и, не долетев до него всего пару шагов, снова зависла в воздухе. Стальные пальчики принялись быстро шевелиться, как будто перебирая струны невидимого инструмента, а затем вдруг, к удивлению Дарка, ловко сложились в четкую фигу. Через секунду раздался задорный смешок, весьма обескураживший Аламеза, а еще через миг невидимка решил показаться.

– Ну что ты за недотепа такой? Эх, Дитрих, Дитрих… – с укором произнес постепенно появляющийся из воздуха Марк. – На парочку месяцов тя без присмотра оставить нельзя, так тут же в неприятности влипнешь! Ну кто ж тя просил жирдяя-мясника пужать да стражу по мордасям лупить? Ты что, не понимаешь, вампирюги о всем прознают, что в Удбише происходит, даж о таких пустяках…

– А ты, ты здесь откуда?! – нашел в себе все-таки силы спросить моррон, пораженный не только и не столько наглядной демонстрацией боевых возможностей своего давнего дружка, сколько его разительно изменившейся внешностью.

В глазах балагура Марка по-прежнему мерцали искорки молодецкого задора, но вот только копна густых рыжих волос заметно поредела да поседела, а на веснушчатой мордашке никогда не унывающего паренька появилась сетка стариковских морщин.

– Не смотри так! – с комом в горле попросил Марк, став вдруг серьезным. – То, что я тогда сделал, бесследно не прошло… Но не будем о грустном! К тому ж Мартин обещал, что молодость вскоре вернется… Рад тебя видеть, дружище, хоть и не думал, что ты снова вляпаешься и придется тебя выручать…

– Так это ты вампиров, что ли, убил? – спросил Дарк, уже окончательно запутавшийся и переставший соображать, что к чему.

– Нет, подружка твоя ненаглядная, Форквут! – презрительно хмыкнул Марк. – Конечно же я. Кто еще на такое способен? Прав был Гентар, меня за тобой послав! Вот как чуяло сердчишко стариковское, что ты неприятности на голову свою навлечешь! Эх, Дитрих, Дитрих, – Марк упорно называл Аламеза по имени, под которым тот жил в лесу, будучи разбойником. – Если я не подоспел бы, разорвали бы тя на клочки! Ты хоть представляешь, сколько сил мне пришлось потратить, чтоб и тя излечить, и эту шайку пиявок извести?! Завтра дело большое, а я из-за тя совсем истощен… Ты уж извиняй, дружище, поболтать с тобой шибко охота, но силушку восстановить надо! Если прямо сейчас этим не займусь, то завтра и Мартину, и зануде Огарону, и спесивке Миленке ох как тяжко придется… Побреду отсыпаться, а ты уж постарайся до кладбища без оказий неприятных добрать…

– Погоди, – почти выкрикнул Дарк, боясь, что паренек вновь исчезнет, растворится в воздухе. – А как же Форквут? Я ж на самом деле думал, что это она меня спасла… Да и зачем ты ее убил, она же и так умирала да напоследок что-то важное сказать хотела…

– Вижу, отсутствие моего общество губительно влияет на чьи-то мозги, – изрек Марк с тяжким вздохом, во многом позаимствовав саркастичную интонацию у Гентара, с которым в последнее время долго общался. – Повторю еще раз, чтоб уж окончательно дошло. Не она вампирюг перебила, а я! Ну, ты сам подумай, зачем ей перебивать собственный отряд?! Все же просто, все, как на охоте! Псы загнали лисицу, грязную работенку сделали, а тут и охотничек сам появился, чтоб из арбалетика пару разков стрельнуть. Ты что, не заметил, что они тебя не добивали?! Ждали, пока хозяйка появится, которая, верняк, лично герцогу обещалась сердце твое из груди собственными лапками выдрать. А как извел я их, так она и, умирая, до тебя добраться хотела… Вот сглупил бы, уши б развесил и моргнуть бы не успел, как вампирюга к те, раззяве эдакому, шустренько подскочила б, да на меч свой, как бабочку на булавку, насадила б…

Дарк призадумался, следовательно, и осознал, насколько его приятель прав. Стоило ему лишь приблизиться на пару шагов к смертельно раненной вампирше или хотя бы на миг отвернуться, как притворявшаяся Форквут мгновенно расправилась бы с ним. Доверчивость чуть не сгубила его и чуть не подвела остальных…

– Да, и еще, – решил предупредить Марк, прежде чем вновь стать невидимым и исчезнуть. – То, что Мартин с Огароном тебя просили, ты завтра сделай, но в лунги следом за ними соваться не смей! Там жарко будет, всем крепко достанется, а ты еле на ногах стоишь… Если что, учти, исцелить я тебя завтра вряд ли смогу, так что не глупи, не геройствуй! Обещаешь?!

– Не сглуплю! Слово разбойника! – усмехнулся моррон, наконец-то найдя того, кому мог по-дружески улыбнуться.

– Ну, тогда прощевай! – улыбнулся в ответ Марк. – Завтра суматошный день будет, вряд ли свидимся, а вот как все закончится, такую гулянку закатим!

Марк исчез, поспешил покинуть залитую кровью крышу и Дарк. Солнце уже скрылось за крепостной стеной и вскоре должно было вовсе зайти за горизонт. Моррону следовало срочно вернуться в отряд, да и общество мертвых вампиров его не прельщало.

* * *

Ночь окутала Удбиш холодным покрывалом темноты гораздо раньше, чем Дарк ожидал. В этом крылся большой плюс, ведь бедняки не покупают баснословно дорогих, по их меркам, свечей, да и лучин обычно не жгут, опасаясь, как бы открытый огонь не перекинулся на их жалкие халупы. С наступлением темноты грязные, замусоренные улочки между невзрачными домишками пустеют, и красться по ним чужаку-иноземцу одно удовольствие, в особенности если из одежды на нем одни лишь сапоги, на теле заметны уродливые шрамы от недавних ран, а под мышкой, словно у заправского злодея, зажат меч. Из окошек в бедняцкой окраине никто не выглядывает, хотя бы потому, что в большинстве из них не натянуто даже бычьих пузырей, заменяющих стекла, и они наглухо заколочены досками или закрыты ставнями. Собаки не лают, боясь потревожить сон хозяев и лишиться утренних объедков. О пьяных можно не беспокоиться: одни уже добрались до дома, а другие мирно спят где-нибудь в теплом закутке, укрывшись от ветра старым тряпьем или лопушком. Разбойный люд к нищим в гости не жалует, поскольку с бедняков нечего взять, да и стража по той же причине сюда не захаживает. Одним словом, неприятных встреч можно не опасаться, но у ночной прогулки по затхлому мирку бедняков имеется и огромный минус.

Дарк уже и не помнил, сколько раз падал в грязь и оказывался лежащим в зловонных лужах, заполненных не только стоялой водой, но и помоями вперемешку с испражнениями. Когда же он все-таки кое-как добрался до кладбищенской ограды, то обнаружил, что на его теле на добрый десяток больше синяков и ссадин, чем до начала проделанного вслепую пути, а запашок от него исходит куда ядреней и насыщенней, чем утром. В таком виде в отряде показываться было нельзя. Тошнотворное зловоние его солдаты еще как-то стерпели б, а вот по поводу непристойной наготы командира, новых шрамов да отметин ударов могли бы возникнуть ненужные вопросы. В лучшем случае герканцы подумали бы, что рыцаря ограбили и избили местные босяки, и это ощутимо подорвало бы и без того заметно пошатнувшийся авторитет командира. В худшем же чересчур богобоязненные и легковерные товарищи моррона стали бы предполагать всякие несусветные глупости, например, что он побывал в гостях у дружков-чернокнижников, для которых зловония что благовония и куда в одежде да с небитой харей просто не пускают.