Гурджиев и Успенский - Аркадий Борисович Ровнер

достать такие вещи, как шелк, ситец и тому подобное, было невероятно трудно. Эта работа продолжалась в течение двух месяцев и давала нам надежный и регулярный доход, который не шел ни в какое сравнение с первоначальной ценой шелка[417]”.

Характерны еще два рассказа Гурджиева из “Встреч с замечательными людьми”. Первый – о том, как молодым человеком, страстно увлеченным дервишеской практикой (“дервишеской чепухой”, как он пишет во “Встречах с замечательными людьми”), он приехал в Константинополь и обнаружил, что у него в очередной раз закончились все средства. Как-то, прогуливаясь по большому мосту между Пера и Стамбулом, он залюбовался ныряльщиками, вылавливающими из воды монеты, которые бросали туда пассажиры проезжавших мимо пароходов. Гурджиев тут же решил освоить эту профессию и начал практиковаться в нырянии. Он нашел себе учителя-грека, который охотно обучил его тонкостям этого дела. Сначала практика двигалась медленно и соленая вода резала его глаза, но после двух недель настойчивых тренировок, он начал добывать монеты из воды не хуже других ныряльщиков, а однажды сумел выловить и вернуть владельцу усыпанные бриллиантами четки. Владелец оказался знатным пашой и хотел щедро вознаградить Гурджиева за возвращенные четки, однако тот отказался от вознаграждения. Впоследствии сын этого паши Еким-Бей стал близким другом Гурджиева, увлекся его идеями и особенно гипнозом, сопровождал его в странствиях и участвовал в экспериментах по изучению человеческой психики. Второй рассказ – о том, как Гурджиев работал чистильщиком обуви в Риме и как он, усовершенствовав технику привлечения и развлечения клиентов при помощи того же фонографа Эдисона, преуспел в этой профессии.

История гурджиевских финансовых предприятий начиная с 1915 года и до конца его жизни, проходившая на виду многочисленных свидетелей – торговля коврами, нефтянные и ресторанные дела, целительская и балетная деятельность и, конечно же, его учительство, – не оставляют сомнений в правдивости его свидетельства: “Я занимался добыванием денег только время от времени и только тогда, когда это было нужно для поддержания моего существования, и для того, чтобы обеспечивать все, что было необходимо для достижения цели, поставленной мною перед собой”.

Внутренний путь

В “Вестнике грядущего добра” и во “Встречах с замечательными людьми” Гурджиев рассказывает о том, как в течение ряда лет он занимался гипнотическими опытами и публичными представлениями в качестве “факира”. Гипноз занимал особое место среди интересов Гурджиева, и со временем интерес к нему стал у Гурджиева доминирующим. Вопрос о том, как помочь людям освободиться от гипнотического состояния, в котором они пребывают всю свою жизнь, оттеснил на второй план даже его первоначальную непреодолимую манию: стремление найти среди современников забытое древнее знание, дающее ключ к загадкам человеческого существования. Опыт изучения человека, каким он предстает пытливому наблюдателю, привел Гурджиева к убеждению, что именно подсознание и является истинным сознанием человека, с которым современный человек утратил реальную связь. Подобным же образом истинной эмоциональностью человека является его совесть, которая у большинства людей пребывает в непробужденном состоянии. Только спящая совесть позволяет людям соединять в себе вопиюще несоединимые вещи: ложь и истину, добро и зло, красоту и уродство. Дело в том, что человек пользуется для такого самоусыпления системой психологических буферов, препятствующих пробуждению в человеке и сознания, и совести. “Если человек, – утверждает Гурджиев, – весь внутренний мир которого составлен из противоречий, сумел бы вдруг одновременно почувствовать в себе все эти противоречия, если бы он одновременно увидел, что он любит все, что он ненавидит, и ненавидит все, что он любит, что он лжет, когда говорит правду, и говорит правду, когда он лжет, и если бы он почувствовал ужас всего этого, это привело бы его к состоянию, которое называется совестью”[418]. Но, по словам Гурджиева, человек не может этого услышать и почувствовать, ибо он спит. Это “засыпание” происходит у человека в юности, когда в результате давления на его психику со стороны окружающей среды он оказывается вынужденным спрятать свое сознание в подсознании. И Гурджиев ставит перед собой задачу исследовать механизм, удерживающий человечество в состоянии сна. Для решения этой задачи он принимает решение выступить в роли “профессора – инструктора оккультизма”, и лишь после трехлетней практики в этом амплуа и создания нескольких групп в нескольких городах Гурджиев приезжает в Россию и обосновывается в Петербурге. Это происходит в 1911–1913 годах, а через несколько лет происходит его имевшая серьезные последствия для обоих встреча с русским журналистом, путешественником и исследователем области “чудесного” П. Д. Успенским.

Не исключено, что реальные приключения, через которые прошел молодой Гурджиев, были не менее захватывающими, чем описанные им в псевдоавтобиографической книге “Встречи с замечательными людьми”, однако вовсе не они, так же как и не детективные истории из секретного арсенала Джеймса Вебба, являются главным предметом нашего интереса. Этим предметом, скорее, является тот внутренний водораздел 1892 года (Гурджиеву в это время 18 лет), о котором он пишет в другой своей работе, а именно в “Вестнике грядущего добра”. Если его юношеская мания до сих пор проявлялась в “неудержимом стремлении” понять “смысл жизненного процесса… и, особенно, цель человеческой жизни”[419] и если до указанного года он был одержим поиском живых хранителей древнего знания, то, не достигнув успеха в объяснении терзавшей его загадки, Гурджиев пришел к выводу, что среди современников совершенно невозможно найти то, что он искал, и потому он “решил от всего отказаться и удалиться на определенный срок в полное одиночество, подальше от всех проявлений внешнего мира, и попытаться посредством активного размышления достичь искомое самому или продумать до конца некоторые новые пути для своих исследований”[420].

Этот внутренний кризис, по свидетельству Гурджиева, настиг его в Центральной Азии, где случай помог ему (“по рекомендации уличного парикмахера, которого я встретил случайно и с которым мы стали большими друзьями, мне удалось получить доступ в монастырь, хорошо известный среди последователей магометанской религии”[421]) обрести столь желанное уединение и продумать всю совокупность своих жизненных целей и установок, результатом чего значительно позже – после двадцатилетнего испытания плодов своих размышлений на практике – стала его вполне самостоятельная система идей и методов, призванных способствовать пробуждению человечества от сна массового гипноза, – та, которая была привезена им на Запад и произвела мощное впечатление на его современников.

А пока, “уйдя в тот же вечер в уединение, (он. – А.Р.)… привел себя в необходимое состояние и начал серьезно размышлять над своей ситуацией и будущим поведением”[422]. Подобно принцу Гаутаме Сакьямуни, который две с половиной тысячи лет тому назад сел под дерево Бодхи с намерением либо найти ответ на мучившую его загадку, либо погибнуть, не