Навеки не твоя - Эмили Уибберли

– Спасибо за предупреждение, мам.

На часах 5:13 вечера пятницы. В зернистом изображении окошка FaceTime на моем компьютере мама поднимает брови.

– Предупреждение? – упрекает она. – Тебе нужно предупреждение для разговора с Рэндаллом? Меня никто никогда не предупреждал, когда я приходила домой и видела, как моя дочь целуется на диване с новым бойфрендом. У меня тоже есть личная жизнь, Меган.

«Черт, мам».

– Я не это хотела сказать, – отвечаю я с досадой. – Ну, что у нас вообще есть общего? Это будет так нелепо.

– Из общего у вас – я!

Я закатываю глаза.

– Это не та тема, которую я бы хотела обсуждать с парнем своей матери. Наверное, придется освежить в своей памяти новости боулинга, если я хочу поддержать беседу с Мастером Страйков.

– Сжалься над беднягой, – приказывает мама без улыбки. – Он не привык разговаривать с семнадцатилетними девочками.

– Ну я уж надеюсь. – Я делаю возмущенное лицо, и мама смеется. Кто-то стучит в дверь, и, что меня всегда раздражает, папа врывается, не ожидая моего ответа на стук.

– Привет, Кэтрин. – Он кивает в сторону компьютера, и моя злость испаряется. Я с удивлением отмечаю, как расслабленно звучит его голос. Нет того напряжения или сухости, которые обычно присутствовали в разговорах между моими родителями.

– Надеюсь, я не слишком рано? – спрашивает папа.

– Нет, как раз, – отвечает мама, и я резко поворачиваюсь к ней.

– Как раз для чего? – Я перевожу взгляд между ними, пытаясь понять, что могло заставить маму и папу болтать у меня в спальне, будто они закадычные друзья.

Они переглядываются, и я понимаю – что бы это ни было, это что-то серьезное.

– Мы хотели с тобой кое-что обсудить, – говорит папа своим тоном школьного директора, присаживаясь на мою кровать.

– Мы? – отзываюсь я.

Он продолжает, смотря на меня более пристально, чем обычно.

– Мы с Роуз сделали предложение продавцу дома в Нью-Йорке, и похоже, что он его примет.

Не говоря ни слова папе, я поворачиваюсь к маме.

– Ты знала, но не говорила мне? – Я даже не пытаюсь скрывать обиду в голосе.

Она, не дрогнув, встречает мой взгляд.

– Мы хотели обсудить это с тобой вместе, – ее голос ровный, но в нем звучат успокоительные нотки, будто она уговаривает меня принять это без эмоций.

Не дождутся.

– Что еще вы там решили в своих разговорах у меня за спиной? – спрашиваю я с горечью.

– Меган, мы взрослые люди, у которых общая дочь. Мы иногда разговариваем, – отвечает она.

«Это неправда», – думаю я, но решаю не озвучивать. Сколько раз они просили меня спросить друг друга об оплате моих летних программ и билетов на самолет, передать поздравления в день рождения, разобраться с разделением их аккаунтов в компьютерном календаре или семейной библиотеке iTunes? А теперь они якобы снова разговаривают?

– Вообще-то есть еще кое-что, что мы обсудили, – говорит папа рядом со мной и переводит взгляд на маму. – Кэтрин, ты не хочешь, э-э?..

– Мы с твоим папой довольно много говорили в последнее время, – говорит мама негромко, – и в связи с твоим фестивалем мы с Рэндаллом решили продлить наш визит на пару недель. Мы бы хотели быть рядом, когда родится твоя маленькая сестра.

Я шумно вдыхаю. Меня нервирует уже сама идея о предстоящих совместных ужинах с родителями и их новыми партнерами. А теперь еще и это? Смотреть, как папа ведет себя как идеальный любящий муж Роуз и отец нового ребенка? Ждать, что мама осознает, насколько мало она, да и я, значит в папиной новой семье?

– Звучит… странно, – говорю я. Это совсем мягко сказано.

Уголки маминых губ приподнимаются, и в глазах папы понимающий блеск, будто они оба знают какую-то секретную шутку. Я помню этот взгляд с давних времен, когда они вечно обменивались взглядами и думали, что я этого не замечаю, когда я их ставила в непростые ситуации. Сейчас это больно видеть.

– Разве что немного, – мама заговаривает первой. – Но это радостное волнение. Для тебя, для твоего отца… И пока твой папа в больнице с Роуз, у нас с тобой будет возможность провести время вместе. Поделать всякие девичьи дела.

– Здесь, все вместе? Это все еще странно. – Я избегаю их взглядов.

– Мы сможем провести время все вместе, всемером, – добавляет папа.

«Всемером». Звучит до невозможности странно. Рождение Эрин и так было шоком, а теперь с каждым новым шагом папы его семья все дальше уходит от меня. И хотя мне нравятся все наши пятничные беседы с мамой, я не могу не замечать, что она тоже меняется, и я все меньше понимаю человека, который занимается лепкой из глины и встречается с кем-то вроде Рэндалла. Это не похоже на «семерых». Это похоже на четверых плюс двоих, а я болтаюсь где-то между ними.

Меня избавляет от необходимости придумывать ответ какой-то грохот с первого этажа, за которым сразу следует визг: «Лаа-лаааа!» На языке Эрин так называется лапша.

– Это звучало угрожающе, – говорит мама с улыбкой.

– Эрин взяла обыкновение бросаться тарелками. Мне пора идти отскребать со стены макароны. Третий раз на этой неделе, – папа поднимается с кровати с обреченным вздохом, затем переводит взгляд на маму в окошке FaceTime. – Жду с нетерпением вашего приезда. Это будет возможность отметить новую структуру нашей семьи.

Он кладет руку на мое плечо перед тем, как выйти из комнаты, и хотя мне это кажется невозможным, но мое сердце сжимается еще сильнее. Я не позволяю этому отразиться у меня на лице, потому что я знаю, что мама все еще смотрит, надеясь, что ее попытки заставить это звучать оптимистично удались.

Но я ненавижу эту «новую структуру» своей семьи. Для меня эта структура выглядит как кусочки моей семьи, разломанные и держащиеся вместе только воспоминаниями, которые все стремятся забыть.

Все, кроме меня.

Я люблю Шекспира, но диалог Джульетты и реплики партнеров по сценам крутятся в моей голове уже месяц, и кажется глотком свежего воздуха репетиция, в которой нет слов вроде «сызнова» и «отнюдь».

– Передавай привет Биллу Оливеру – может, он меня вспомнит, – говорит Тайлер голосом поверженного Вилли Ломана, завершая сцену, которую я выбрала для показательного выступления. Он с тоской смотрит вдаль, будто вглядывается в прошлое, и затем его плечи расслабляются. Он вместе с тремя другими членами моей труппы на сцене театрального класса поворачивается ко мне, ожидая комментариев.