Место для жизни - Юлия Винер

— Подавись ты своей добротой душевной, — мрачно сказал Аркадий. — Давай пятнадцать тысяч, и она твоя.

— Восемь.

— Четырнадцать!

— Восемь пятьсот.

— Двенадцать.

— Девять! И задаток даю наличными. Или — будь здоров.

— Десять.

Лиор равнодушно повел вокруг голубыми глазами и тихо засвистел.

— Десять, ну?

— Будь здоров.

— Поганка ты, а не парень. Давай задаток.

Ударили по рукам. Лиор отсчитал деньги, дурашливо козырнул Аркадию и ушел, насвистывая.

— Буду туристов катать! — весело крикнул он, обернувшись на ходу. — Деньжищ загребу, ух!

Аркадий и тут выходил фраером, но это было ему уже не в новинку.

Было это давно, и кто знает, было ли вообще. Герою, пока он жил, казалось, что было. А теперь его, скорее всего, уже нет в живых, и не у кого спросить, было ли и так ли. Тем не менее как обстоятельства тогдашней жизни, так и характер героя вполне позволяют допустить, что было.

Это история про человека, который прожил до шестидесяти с лишним лет и все время вел себя не совсем нормально. Потом, под давлением обстоятельств, он полностью переменил свою жизнь, и что же? Себя не переделаешь. Он, конечно, остался ненормальным. Разве можно винить в этом обстоятельства? Или перемену?

Если всегда поступать в соответствии с нормой, то это сильно упрощает жизнь. И никто не пожимает плечами, не смеется и не показывает пальцем. Нормальный человек, он всегда и поступает нормально.

Вот, скажем, живет нормальный человек в Москве и получает новую квартиру. Во-первых, как он ее получает? Сначала он жил в коммунальной квартире и нормально мучился, как все. И много лет стоял в очереди на квартиру и вот, наконец, дождался. Его дом решили снести, чтобы построить здание нового министерства или еще что-нибудь, а ему дали новую, отдельную квартиру в новом районе, где все дома выглядят нормально, один как другой, чтоб никому не обидно.

Соломон же Исакович был совершенно ненормальный человек. И дело не только в том обстоятельстве, на которое явственно указывают его имя и отчество, хотя, понятно, это уже некоторое отклонение от нормы. Человеку этой категории, казалось бы, следовало вдвойне придерживаться нормы, так нет. Все, кто его знал, соглашались, что он ненормальный.

Он, конечно, тоже много лет жил в коммунальной квартире, но так, как будто она и не коммунальная. Во-первых, он никогда не ссорился с соседями. Видимо, считал это ниже своего достоинства. Все соседи в то или иное время не разговаривали с другими соседями — Соломон Исакович всегда разговаривал со всеми мало, но так, будто они ему и не соседи. Он не удосужился даже поставить себе отдельный электрический счетчик и в результате платил больше, чем ему было положено. А может, он, наоборот, платил меньше, пользуясь простодушием соседей, полагавшихся на свои счетчики? В любом случае все знали, что денег у него куры не клюют, — жена его давно умерла, детьми он не удосужился обзавестись. У него даже и родственников что-то не было заметно, все погибли не то во время войны, не то после. Так что не на кого было тратить, кроме себя. И интересов особых в жизни он как будто не имел. Из еды у него редко что хорошего бывало, это все знали, потому что он свой кухонный шкафчик не запирал, — картошка, да масло подсолнечное, да рыбные консервы. Неудивительно, что он мог позволить себе давать соседям взаймы, их народ спокон веку этим занимался. А что он не требовал денег назад, так на то и ненормальный.

У него и в комнате мало что было — это тоже было известно соседям, так как Соломон Исакович, уходя на работу, частенько не изволил запирать и комнату. И соседи толковали между собой, что ему было бы даже полезно, если бы его разок обокрали, не сильно, а так, просто чтоб почувствовал. Но хотя Соломон Исакович постоянно находил в своей комнате следы чужих визитов, его все-таки ни разу не обокрали, тогда как у других соседей постоянно что-нибудь пропадало, из чего возникали нормальные соседские взаимоотношения.

И новую квартиру Соломон Исакович получил не как все люди. Он никогда не стоял в очереди и не добивался этой новой квартиры. Может быть, даже не хотел ее. Просто, как уже было сказано, дом решили снести, и всем жильцам без разбору дали новые квартиры в новых домах. И это, конечно, было несправедливо, если подумать, сколько нервов и трудов положили все нормальные жильцы на это дело, а ему счастье просто свалилось на голову. Забыв прошлые склоки, жильцы объединились и написали письмо в горсовет, указывая, что Соломон Исакович на очереди не стоял и не имеет права. Но письмо осталось без ответа, а может, ответ пришел позже, когда и жильцы все поразъехались, да и от дома осталась лишь куча щебня.

И переезжал на новую квартиру Соломон Исакович тоже не как все. Нормальный человек, он ведь что? Получает повестку из райжилотдела о переселении и прежде всего начинает сходить с ума. Куда переселяют? небось к черту на кулички! да есть ли там рядом автобус и магазин хоть какой? и что за дом? и есть ли лифт? и, наконец, самое главное: какая квартира?! Сходит с ума, отпрашивается с работы и бегает в райжилотдел, чтобы там, отсидев очередь к «девушке», получить прямой и недвусмысленный ответ: «Почем я знаю?» Он не сдается, пишет заявления, прилагает справки, нажимает на знакомства и, в конце концов, добивается своего: получает новую квартиру не на Девятнадцатом Проектируемом Проспекте, а на Одиннадцатом, и не на четвертом этаже, а на третьем, и окнами не на запад, а на восток. Словом, есть от чего нормальному человеку сходить с ума.

Соломон же Исакович с ума ничуть не сходил. Чего там, и так псих. Взял ордер, какой дали, даже посмотреть не просил — и везет же им! Получил однокомнатную квартиру в восемнадцать квадратных метров — на одного. Живи себе один на всех своих квадратных метрах. Когда жильцы про это узнали, они написали еще письмо в горсовет. Один сосед слышал, что в новых домах есть хорошие трехкомнатные квартиры, куда селят одиночек, по одному в комнату, а кухня и все удобства общие, как обычно. И соседи ходатайствовали, чтобы Соломону Исаковичу дали комнату в такой квартире. Но и на это письмо тоже ответа не было, а Соломон Исакович получил-таки свою квартиру и совершенно, совершенно не хлопотал, кому же и знать, как не соседям.

И все-таки даже соседи не знали, до чего ненормален был Соломон Исакович. Впрочем, это не их вина. Трудно им было по-прежнему горячо интересоваться соседскими делами, когда подошло время переезда. А потом и вовсе потеряли они друг друга из виду, разъехались по разным районам, вошли в новые взаимоотношения с соседями — по площадке, по лестничной клетке, — в которых не было уже прежней тесноты и близости. А Соломон Исакович, выпав из теплой квартирной ячейки, остался на свете совсем один.

С переездом на новую квартиру он не приобрел ни новой мебели, ни новых привычек. Кухня была довольно просторная, и там он поставил себе раскладушку, стул и маленький столик-шкафчик из старой квартиры. А комнату, свою отличную восемнадцатиметровую комнату с окнами на юг он оставил пока пустой.