Шалом - Артур Клинов

Ровно в девять раздался звонок. Это был участковый Гаврюхин. Витек ему не открыл, но все сразу как-то съежились и приуныли. Минут через сорок, убедившись, что мент ушел, Витек открыл дверь, и небольшими группами по два-три человека публика принялась расходиться.

Возвращаться в бомбоубежище Андрэ не спешил, а потому решил пройтись по более «приличным» приятелям и хоть что-то раздобыть на жизнь. Оказалось, все уже слышали о Шеломе. Светлана предусмотрительно обзвонила общих знакомых и рассказала про него много диковинного. Одним она сообщила, что подонок вступил в сатанинскую секту, где его обязали носить прусский шлем. Другим, что на него упал кусок берлинской стены, что он и так был дураком, а теперь стал дебилом и ходит по городу в каске из страха, что на него упадет кирпич. Третьим, что во всем виноваты какая-то шлюха и фашист по имени Федор, которого за ящик шнапса мерзавец по пьяни чуть не зарезал. Четвертым, что его ищут албанцы, так как он должен фаустпатрон какому-то их крутому мэну Буяну, что тот поклялся утопить гада в Шпрее, поэтому гад прячется здесь, но на нем всегда шлем, а под шлемом белая горячка, потому денег гаду не давать, все равно он их, скотина, пропьет.

Опровергать эти истории Андрэ не стал. В каждом случае он дорисовывал недостающие детали и рассказывал, как все было на самом деле. По поводу секты сообщил, что подписал очень выгодный контракт с Люцифером. Церемония проходила ночью под мостом – ему сварили в тазике дамский сапог и заставили съесть. Берлинскую стену опроверг и сказал, что в действительности на него упала колонна с фасада Пергамона, когда вечером он, насвистывая полонез «Прощание с родиной», прогуливался по Музейному острову.

Про фашиста Федора уточнил, что его зарезал не он, а его бывший сожитель, а сам утонул – от неразделенной любви повесил камень на шею и бросился в реку. Добавил, что, когда тело достали, на нем были женские красные ботфорты на высоком каблуке. На вопрос, когда он успел сменить ориентацию, ответил, что случилось это внезапно и неожиданно для него самого, когда они с фашистом Федором, крепко напившись на каком-то банкете, спали под одним одеялом.

По поводу албанца Буяна сказал, что тот редкостный негодяй, утопивший в Шпрее не одну собаку, поэтому он пристрелил его фаустпатроном и нисколько об этом не жалеет. Еще по секрету Андрэ сообщил, что именно Буян, а не Герасим, был тем дворником, что работал в доме у канала, где жила убитая старуха-процентщица. И что не албанцы, а верные дружки Буяна – Кох и студент Пестряков – поклялись ему отомстить, поэтому он действительно скрывается сейчас в Могилеве и ни днем, ни ночью не снимает Шелом.

Но самое неприятное в этих историях было то, что денег Андрэ никто не одолжил, ну разве что самую малость. Все, ссылаясь на временное безденежье, день рождения жены и строительство дачи, в утешение и для излечения от белой горячки только наливали. Так что к ночи, совершенно напившись, Андрэ кое-как добрался до мастерской и рухнул ни с чем на матрас.

События последующих дней для большей достоверности приведем из дневника самого Андрэ, который он начал вести за пару недель до изгнания из бомбоубежища.

17 октября. Суббота. Четырнадцать дней до изгнанья

Проснулся сегодня со страшного бодуна. Вчера целый вечер бродил по гостям и, видимо, крепко намешал всякой дряни. Так бы и спал до обеда, но утром неожиданно разбудил участковый. Долго стучал в дверь, пока я не проснулся. Представился – старший лейтенант Мамарыга, затем расхаживал по мастерской, рассматривал уродцев. Спросил, не страшно ли среди них ночевать. Я ответил – уже нет, разве что с похмелья. И вообще, нас, авангардистов, специально учат не пугаться своих произведений. Потом стал интересоваться всякой ерундой – много ли пью, часто ли пью? Как назло, вид я имел болезненный, будто с Водкиным только пару часов тому распрощался. Часто подходил к крану и жадно пил воду. Засранец, наверно, подумал, что я конченый пьянтос. Вообще, тип был премерзкий. Глазки маленькие и злые. Если б знал, дверь бы не открывал.

Спросил про отношения с женой. О родителях. Пил ли отец? Ответил: наверное, пил, но без меня. Я его ни разу не видел. Интересовался, есть ли еще родственники. Часто ли бываю за границей? Чем там занимаюсь? Сказал, не ваше собачье дело. И вообще, я скоро сваливаю с его участка, выезжаю из мастерской, так что пусть трахает мозги другим кретинам.

Заглянул в чулан. Увидел там соломенного человека. Спросил: что это? Я ответил: прежний хозяин. Шутки не понял. Потом открыл шкаф и порылся там в барахле. Нашел журнал с голыми девками. Полюбопытствовал, не занимаюсь ли распространением порнографии? Принимаю ли наркотики? Состою ли на учете в наркологическом диспансере? В психиатрической клинике? В оппозиционной партии? Имею ли судимости? Находились ли родственники в оккупированной зоне? Не еврей ли я? Не нюхаю ли клей? Не гомосексуалист? Всегда ли говорю на белорусском? Чем зарабатываю на жизнь? Где я был 28 февраля в три часа ночи? Не я ли украл наволочки у стадиона? Зачем надел на голову Шелом?

Ответил: мне было виденье – явилась Дева Мария, наказала одеть Шелом и больше никогда не снимать. Потом говорю: не пугайтесь, я пошутил. На самом деле это поп меня в вино-водочном валенком огрел, с того времени и не снимаю. Тогда он спросил: какой я конфессии? Часто ли посещаю церковь? Ответил: вообще не хожу и попов не люблю. Поинтересовался: где взял Шелом? Сказал: получил грант германского генштаба. Спросил: что такое грант? Я объяснил. В ответ мент сообщил, что любую материальную помощь из-за границы я должен зарегистрировать в специальном комитете и получить разрешение на пользование. А еще необходимо подать декларацию в налоговую инспекцию и заплатить пошлину государству.

Поначалу, когда Мамарыга пришел, я старался быть вежливым, но тут совсем из себя вышел и заявил, что чихать хотел на их комитет и налоговую, что мне сегодня пожрать не на что и уж тем более я не собираюсь платить никакую пошлину! Он очень разозлился, пригрозил ответственностью перед законом. Я сказал, что он меня достал! Если имеет что-то конкретное, путь приходит с понятыми и ордером на обыск да ищет свои наволочки. А если нет, то пусть проваливает из мастерской, не то львов спущу. Это пока еще не оккупированная, а моя территория.

После ухода околоточного думал, где раздобыть денег. Вчера настрелял лишь какую-то мелочь. Город совсем обнищал, даже спросить не у кого. А знакомые все голодранцы – художники да поэты, хоть бы один из лавочников средней руки попался! В голову пришла идея с тележкой. Но пробовать здесь не хочется. Оставлю на крайний случай. Вышел на остановку, купил литр пива. Выпив, отправился гулять в катакомбы под университетом. Хочу припрятать тут часть барахла. Надо найти укромное место и придумать, как в него пробираться не через мастерскую, а с улицы.

18 октября. Воскресенье. Тринадцать дней до изгнанья

После обеда отправился в город. Погода прекрасная. Солнце будто взбесилось. Напоследок дает всем погреться перед долгой зимой. В троллейбусе наткнулся на контролершу. Сказал: денег нет и штраф платить не буду. Хотела высадить, но, пока кудахтала, доехали до нужной мне остановки. Вышел, спустился к Днепру и побрел по берегу. Неожиданно нашел интересное место под мостом на проспекте Пушкина. В голове крутится забавная мысль: а если переехать сюда? Бред, конечно. Но напрашиваться на квартиру ни к кому не хочется. Да и особенно не к кому. Как оказалось, и друзей, кроме Витька, тут уже не осталось. Все знакомцы одни. Будут как на больного смотреть и зудеть: сними Шелом, сними Шелом.