Как СМЕРШ спас Москву - Анатолий Терещенко

Волнуясь, но тем не менее твердо и искренне один из самых опытных нелегалов дал ответ, смысл которого состоял в том, что никто его не вербовал, что он никого и ничего не предавал, а честно выполнял задания руководства. На это прозвучало угрожающе равнодушное:

– Садись! Разберемся потом в твоем деле.

Затем были названы фамилии Короткова, Журавлева, Ахмерова и других старослужащих разведки, отозванных с зарубежных постов. Унизительный допрос продолжался в том же духе с незначительными вариациями.

Мы услышали, что среди сидевших в кабинете были английские, американские, французские, немецкие, японские, итальянские, польские и еще бог знает какие шпионы. Но все подвергнувшиеся словесной пытке, следуя примеру Василия Михайловича Зарубина, держались стойко. Уверенно, с чувством глубокой внутренней правоты отвечал Александр Михайлович Коротков, под руководством которого я прослужил в дальнейшем несколько лет в нелегальном управлении.

Спокойно, с большим достоинством вели себя Исхак Абдулович Ахмеров и другие наши старшие коллеги.

Совещание, если его можно так назвать, – оно было похоже на экзекуцию – закончилось внезапно, как и началось.

Дойдя до конца списка и пообещав опрошенным «скорую разборку», Берия встал и опять, не говоря ни слова, исчез за дверью. Его помощник предложил нам разойтись.

Никаких дополнительных разъяснений к увиденному и услышанному не последовало. Мы были ошеломлены. Просто не верилось, что все это произошло наяву. Для чего было разыграно это действо? Почему Берия решил подвергнуть опытных разведчиков такой «публичной казни»? Для их устрашения?

Мы терялись в догадках, но, в конце концов, склонились к тому, что эта демонстрация была задумана, чтобы преподать урок нам, молодым: будьте, мол, послушным инструментом в руках руководства НКВД и не думайте, что пребывание за границей укроет кого-либо от недреманого ока Центра…»

Конечно, это была, по разумению Лаврентия Берия, «профилактическая беседа», которой он намеревался нагнать страху на присутствовавших разведчиков, недавно назначенных после «наркомовской прополки ежовского поля».

А вот пример, приведенный другим свидетелем этого совещания.

Берия в беседе с каждым сотрудником, как вспоминал присутствовавший на этом совещании Павел Судоплатов, «…пытался выведать, не является ли он двойным агентом, и говорил, что под подозрением сейчас находятся все.

Моя жена была одной из четырех женщин – сотрудниц разведслужбы. Нагло смерив ее взглядом, Берия спросил, кто она такая: немка или украинка.

– Еврейка, – к удивлению Берии, ответила она.

С того самого дня жена постоянно предупреждала меня, чтобы я опасался Берии.

Предполагая, что наша квартира может прослушиваться, она придумала для него кодовую кличку, чтобы мы не упоминали его имени в своих разговорах дома. Она называла его князем Шадиманом по имени героя романа Антоновской «Великий Моурави», который пал в борьбе за власть между грузинскими феодалами.

Дальновидность моей жены в отношении судьбы Берии и ее постоянные советы держаться подальше от него и его окружения оказались пророческими».

* * *

Однако вернемся в 1939 год.

Лубянка. ИНО ОГПУ теперь стало 5-м отделом ГУГБ НКВД СССР. Отозванный из США Исхак Ахмеров и молодой его руководитель Виталий Павлов обсуждали создавшееся положение с законсервированной в Соединенных Штатах Америки резидентурой и ее агентурой…

Они понимали, что новый нарком Берия и его грузинская камарилья, завезенная в Москву, решили «разобраться» с таким, как Ахмеров и ему подобными «столпами разведки». Их подвергали унизительным допросам, после чего одних расстреливали, других отправляли на лесоповал, а третьих просто вышвыривали, как негодный материал, на улицу. Ахмерову из-за отлично сделанной работы повезло – его направили на самую низкую должность – младшего оперуполномоченного в американское отделение.

– Исхак Абдулович, что будем делать с оставшейся агентурой в США? – спросил молодой начальник 1-го отделения ГУГБ НКВД Виталий Павлов, которому в ту пору исполнилось всего лишь четверть века.

– Виталий Григорьевич, я считаю, есть два варианта: первый – оставить пока законсервированной, временно выведя ее из игры, второй – передать на связь сотрудникам легальной резидентуры. Но последний вариант опасен риском расшифровки, – четко и профессионально грамотно определился тридцативосьмилетний Ахмеров.

– Согласен, время сегодня динамичное. Запах мировой войны чувствуется многими. Думаю, наше высокое руководство, – Павлов поднял указательный палец вверх над головой, – скоро вынуждено будет вновь активизировать работу в США…

Так оно и случилось.

Ровно через год, опять обсуждая положение в Соединенных Штатах и оставленной там ценной агентуры, Ахмеров вспомнил о вспыхнувших в Америке в начале 30-х годов антияпонских настроениях в связи с сообщениями о так называемом «меморандуме Танаки».

Дело в том, что в 1927 году премьер-министр Японии генерал Гинти Танака положил на стол императору секретный доклад по вопросам внешней политики Страны восходящего солнца. Основными его положениями были: Япония должна проводить политику завоевания сопредельных стран в целях достижения мировой гегемонии и ключевого господства в Восточной Азии.

Ключом же для дальнейших завоеваний Японии должен сначала стать захват Маньчжурии и Монголии. Затем она обязана будет использовать этот плацдарм как базу для проникновения в Китай с последующими войнами с Советским Союзом и Соединенными Штатами.

Этот секретный документ был добыт агентурным путем в правительственных кругах Японии резидентом нашей внешней разведки в Сеуле И.А.Чигаевым. Вскоре мировая общественность узнала о нем, так как Сталин дал указание обнародовать этот секретный японский документ.

– Япония может напасть на нас, как только Германия вторгнется в пределы СССР, – подчеркнул Ахмеров.

– Вот было бы здорово, если бы Вашингтон, как было в двадцатых годах, мог приструнить Токио, – оптимистично заметил Павлов.

– Да, тогда США заставили японцев убраться с нашей территории. Думаю, можно и надо будет подтолкнуть янки.

– Как?

– Я, кстати, вспомнил одну из бесед с интересным моим агентом «Иксом». Он являлся сотрудником министерства финансов США. У него там много влиятельных связей. Среди них есть человек, пользующийся особым расположением самого министра Генри Моргентау.

– Кто же это?

– Я о нем уже сообщал, его непосредственный помощник, – Гарри Дикстер Уайт – кстати, убежденный антифашист. На этом можно здорово сыграть…

* * *

Ахмеров, находясь в США и выдавая себя за синолога, занимающегося проблемами Дальнего Востока, в том числе и Китая, действительно заинтересовал Уайта. А дело было так – в целях знакомства с Уайтом наш резидент попросил своего агента «Икса», у которого был повод для встречи, готовиться отметить день рождения, – пригласить объект оперативной заинтересованности с гостями в небольшой ресторанчик. Эта вечеринка прошла продуктивно для нашего разведчика.