Как СМЕРШ спас Москву - Анатолий Терещенко

Предатель Родины, бывший офицер архива КГБ СССР Василий Митрохин, похитивший ряд архивных оперативных документов и вывезший их в Лондон, назвал и другие псевдонимы Гарри Уайта – «Адвокат», «Ричард» и «Кассир».

В 1992 году в США вышла книга бывшего сенатора Гамельтона Фиша «Мемуары американского патриота». В ней он подчеркивает видную роль Гарри Уайта в возникновении японо-американской войны.

Кроме того, он называет его скрытым коммунистом и агентом НКВД. При этом Фиш ссылается на предателей и перебежчиков Бармина, Чемберса, Бентли и Гузенко.

Со слов сына министра финансов:

– Уайт был основным создателем «плана Моргентау». В чем же заключался этот план? Прежде всего в выводе после войны всей промышленности из Третьего рейха, роспуске его вооруженных сил и превращении Германии в «страну в основном земледельцев и пастухов».

План был подписан Рузвельтом и Черчиллем на Второй конференции в Квебеке в сентябре 1944 года. Уайт, со слов отпрыска Моргентау, копию плана якобы передал советской разведке. А еще, по данным этого источника, Уайт считал, что главная задача послевоенной дипломатии США должна сводиться к тому, «…как изобрести средства, способные обеспечить длительный мир и дружеские отношения между Америкой и Россией. Любая другая проблема в сфере международной дипломатии бледнеет перед этой главной задачей».

Семья Уайта и его биографы до сих пор считают его невиновным. Стефан Шлезингер по этому поводу писал:

«Среди историков единого мнения об Уайте до сих пор не существует, но многие склоняются к тому, что он пытался помочь Советскому Союзу, но не считал свои действия шпионажем».

И действительно, он как энергичный антифашист открыто выступал в защиту Советской России – жертвы Германии и Японии. Своих интернациональных взглядов от коллег не скрывал.

Генерал-лейтенант В.Г.Павлов, который был организатором операции «Снег» вместе с И.А.Ахмеровым, отмечал:

«Со своей стороны я, наверное, единственный оставшийся в живых участник операции «Снег», могу засвидетельствовать – Гарри Уайт никогда не состоял с нами в агентурных отношениях».

И в заключение хочется еще сказать о В.Г.Павлове, сыгравшем важнейшую роль в операции «Снег».

Он пришел в разведку с последнего курса Омского автодорожного института. Проработал в ней почти пятьдесят лет. Дослужился до высокого звания в органах госбезопасности – генерал-лейтенанта. В суровые годы (конец 30-х и конец 40-х) руководил американским отделением советской разведки.

Был резидентом в Канаде, потом в Австрии. Многие годы руководил нелегальной разведкой. В 1961 году он был назначен заместителем начальника Первого главного управления (ПГУ – внешняя разведка) КГБ СССР.

11 лет находился в Варшаве в качестве руководителя представительства КГБ СССР при МВД ПНР. В 1984 году возвратился в Москву. В 1987 году ушел в отставку.

В 1996 году издал книгу «Операция «Снег», в которой рассказал о своей жизни и работе. Автор книг «Руководители Польши глазами разведчика» и «Сезам, откройся».

Многие детали операции «Снег» еще и теперь покрыты покровом тайны.

Но, говоря о ее результатах, защитники Москвы сразу же почувствовали возможность перейти в контратаку на неприятеля, которая завершилась контрнаступлением. Советский Союз был избавлен от опаснейшей ситуации ведения войны на два фронта. Япония была вовлечена в войну с Америкой, и от планов агрессии против СССР ей пришлось отказаться.

Чекистская операция «Снег» внесла и свой вклад в дело победы над противником и его планом «Тайфун» по захвату Москвы. И этим мы должны гордиться.

Осень 1941 года.

Подмосковье и Москва.

Обстановка была катастрофическая.

Творческая интеллигенция приравняла, как говорилось, перо, голос, кисть к штыку. Писатель Алексей Толстой в пламенной статье «Москве угрожает враг» буквально кричит:

«Красный воин должен одержать победу. Страшнее смерти позор и неволя. Зубами перегрызть хрящ вражеского горла – только так. Ни шагу назад…

Ураганом бомб, огненным ураганом артиллерии, лезвиями штыков и яростью гнева разгромить германские полчища. Гнездо наше, родина возобладала над всеми нашими чувствами. И все, что мы видим вокруг, что раньше, быть может, мы и не замечали, не оценили, как пахнущий ржаным хлебом дымок из занесенной снегом избы, – пронзительно дорог нам».

А еще Алексей Толстой вспоминал слова одного заграничного писателя шестнадцатого века, побывавшего в Москве, который писал, что «если бы русские знали свои силы, никто бы не мог бороться с ними, а от их врагов сохранились бы кое-какие остатки».

Огромное количество наших войск, способное наносить ощутимые удары по врагу, оказались окруженными под Вязьмой. Это стало результатом ошибок, допущенных Ставкой и командованием фронтов, прикрывавших столицу.

Как писал Герой Советского Союза военный разведчик и писатель Владимир Карпов:

«Почему так получилось? Да очень просто. Немцы стремились к концентрированному сосредоточению сил и достигли этого, а наши командиры выстраивали фронт с почти равномерным распределением количества километров на дивизию. Например, в 30-й армии на дивизию приходилось 17,5 километра фронта, в 19-й армии – 8 километров на дивизию. И вот в стык между этими армиями гитлеровцы бросили 12 дивизий! Только в стык! Значит, превосходство сил противника здесь было подавляющее».

Получалось, что на каждый наш полк, сдерживавший полосу в 4 километра, немцы бросали 12 дивизий! Несколько полков на роту! Кто же удержит такую силищу винтовками и пулеметами? А на наших воинов перли танки – и они держались!

Даже отступив до Москвы, ни Сталин, ни наши полководцы не понимали этой скорее не тактики, а стратегии врага. Начало операции «Тайфун», в ходе которой попало в окружение пять наших армий, убедительно подтверждает это недопонимание. Линейная оборона наших войск не выдерживала ударов, а поэтому образовывались большие бреши…

Получается, мы повторили оборонительную стратегию французов, о которой уже говорилось выше.

Со временем Г.К.Жуков признается, что «…благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли драгоценное время для организации обороны на Можайской линии.

Пролитая кровь и жертвы, понесенные войсками окруженной группировки, оказались не напрасными. Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты Москвы, еще ждет должной оценки».

В один из этих октябрьских напряженных дней Сталин позвонил командующему Западным фронтом Жукову и спросил:

– Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно как коммунист.

Жуков медлил с ответом, и эти секунды молчания для Сталина были тягостными. А Жуков понимал, какая степень ответственности лежит на нем, берущем на себя – положительный или отрицательный – ответ. Конечно, проще было уклониться, сказать, что на этот момент он не готов с ответом, но прямой характер не позволял мямлить, прятаться за неопределенность, и он бесхитростно и твердо заявил: