Артист (Управдом – 4, осень 1928) - Андрей Никонов

так, что между ними можно было свободно просунуть кулак. Малиновская ухватилась правой рукой за вертикальный прут, вытянула левую. Примерно в метре от стены прутья крепились к стальному каркасу, видимо, это была дверь. Металл пах ржавчиной, Варя двигалась увереннее и промерила камеру шагами — пять полных вдоль и почти столько же поперёк. Кроме неё и Зои, внутри никого не было. Что творилось снаружи, она не знала и очень боялась узнать.

Когда в машине на них наставили пистолеты, женщина попыталась вытащить из ридикюля револьвер, тот, что оставил ей Травин, но мешала Зоя, локоть упёрся ей в бок, а потом дверь с её стороны распахнули, и грубые руки вытащили Малиновскую наружу. Там сумку отобрали, её обыскали, нашли карманный Вальтер, Варе заломили руку и накинули на голову мешок, от которого пахло нечистотами и гнилой картошкой. Мешок был большой, от макушки до талии, сверху его обмотали верёвкой, а потом бросили Малиновскую на какую-то телегу. Одна соломинка пролезла сквозь прореху в мешке и больно уколола её возле глаза. Рядом швырнули ещё одно тело, кто-то упёрся в Варю ногой.

— Не двигайся, егоза, — посоветовал незнакомец, — а то придушу.

Малиновская ему поверила и даже дыхание затаила. Она слышала, как Генрих разговаривает с кем-то по-немецки, половина слов потерялась, но женщина разобрала «вокзал», «поезд» и «не забудь сообщить». Рядом, в соседнем мешке, всхлипывала Зоя, Малиновская попробовала подползти к ней поближе, но стражник грубо пихнул её ногой.

Всё это напомнило Варе двадцатый год, когда их поезд под Ейском захватили красные. Женщин и детей вытаскивали из вагонов, вязали чем получится и бросали на телеги, мужчин и тех, кто пытался сопротивляться, стреляли на месте, особенно отличалась молодая девушка в кожанке и с красным бантом. Много лет Варя старалась забыть жену капитана Селиванова, её выволокли и ткнули штыком в живот, она осела на землю, прижимая ладони к красному пятну на платье, и теперь это воспоминание снова яркой картинкой всплыло в мозгу. Малиновская закричала, задёргалась, потом что-то обрушилось на голову, и она отключилась.

Зоя сознания не теряла и помнила немного больше. Их долго везли по каким-то рытвинам, телегу сильно раскачивало, но потом дорога стала ровной. Через мешковину она ничего рассмотреть не смогла, только увидела пробивающийся через нити свет. Потом женщин занесли куда-то вниз, и сбросили на пол. Мешок с Зои сняли, и приказали сидеть тихо.

— Это тот, кто сидел с водителем, — сказала она, — и с ним ещё двое мужчин. Они нас развязали, а потом поднялись по лестнице наверх. Мы в клетке.

Малиновская досадливо вздохнула. Она тут бродила с риском для жизни, осматривала каземат, а Зоя, оказывается, всё знала.

— И давно мы здесь?

— Не знаю, — Зоя заплакала, — наверное, очень давно. Я хочу пить и в уборную.

— Тоже бы не отказалась, — Варя дотронулась до лица девушки, погладила по щеке, — успокойся. Я ведь не какая-то простушка, а знаменитая артистка, как только поймут, что я пропала, тут же начнут искать с милицией. А ещё мой муж, как только узнает, пригонит сюда целую армию, он большой военачальник, командир дивизии. Эти бандиты сильно просчитались, схватив нас. Но смотри, никому ни слова, делай всё, что они говорят.

— Всё? — Зоя разрыдалась ещё сильнее.

— Ничего, — Варя погладила её по спине, прижала к себе, — главное отсюда выбраться, мёртвый человек никому ничего не может сделать.

Эти слова девушку совершенно не приободрили, Малиновская готова была ударить её, лишь бы Зоя прекратила истерику, но тут сверху что-то зашуршало, в потолке образовался светящийся квадрат, в нём появился фонарь, ударивший лучом света прямо по глазам, за ним — голова, а за головой — лестница, по которой спустились двое мужчин. Один действительно был тем парнем, что ехал на переднем сидении рядом с Генрихом, второй — низкий и коренастый, в руках он держал ведро и вилы.

Парень повесил фонарь на потолок, показал стволом револьвера на угол.

— Ну-ка, барышни, вон туда сядьте. Эй, да не реви ты так, сама виновата, вот зачем вместе с артисткой попёрлась. А ты очухалась, молодец, я думал, до обеда проваляешься, у Макара рука тяжёлая.

Малиновская подчинилась, она потащила Зою за собой в угол, усадила там и пристроилась рядом. Глаза от света слезились, голова разболелась ещё сильнее, но она как могла осмотрелась. Вокруг были только голые стены, на противоположной стене с потолка свисал крюк, на котором болталась цепь. В углу лежала копна сена. Решётка делила отделяла от помещения примерно треть, чтобы войти в клетку, тюремщику придётся подойти к ним очень близко. Будь она посильнее, могла бы броситься, отнять пистолет и прикончить этих гадов, а потом выбраться наружу, но на самом деле шансов освободиться не было. Коренастый, словно прочитав её мысли, усмехнулся.

— Небось до ветру хотите, товарищи женщины? — спросил он, отпирая клетку, — делайте нужду в ведро, да поаккуратнее, выносить некому. Через час принесу поесть и воды, мы ж не звери какие.

— Мы очень добрые, — подтвердил парень, не сводя глаз с пленниц, — вас, госпожа Малиновская, мы отпустить не можем, а вот подруга ваша, если будет стараться, вполне окажется на свободе. Тебя ведь Зоя зовут? Ты комсомолка?

— Нет, — всхлипнула Зоя, — но я состою в профсоюзе.

Парень рассмеялся.

— Это замечательно, — сказал он, — членам профсоюза полагается сладкое, я положу тебе пирожок с вареньем. Не надо плакать, вы живы и здоровы. Если будете себя хорошо вести, но и дальше так останетесь. Ты закончил?

— Да, — коротко ответил коренастый.

Он оставил ведро рядом с прутьями, потом принёс сено из другой части комнаты, бросил на середину клетки, запер решётчатую дверь на висячий замок. Тюремщики скрылись в том же порядке, в каком появились — сначала коренастый, потом молодой, за ним фонарь и лестница, оставив пленниц снова в полной темноте.

— Зачем они нас схватили? — спросила Зоя.

— Не знаю, — раздражённо ответила Варя, — откуда мне.

И подумала, что Травин оказался прав, следовало быть осторожной.

* * *

— Пятый, — Сергей отобрал у спаниеля тушку бекаса, положил к остальным десяти, отдельно лежали два глухаря и куропатка. — Неплохо за два часа.

— Не та птица пошла, — егерь взял у Травина ружьё, начал перезаряжать, — вот раньше, помню, забрехала собака, стая подымалась, только пали в