О чем молчат твои киты - Александр Викторович Тюжин

более умираю. Не надо поддаваться эмоциям. Трачу нервные клетки почем зря, а они, как известно, не восстанавливаются. Выдохнул пару раз и сел писать ответ:

«Да, имечко у тебя не самое лучшее. Но это не проблема, сходи в паспортный стол да поменяй. Будешь Даздраперма или Феоктинья, как тебе больше нравится. В свободной стране живем. Можешь даже фамилию сменить.

А вот то, что ты не нужна родителям, – это правда отстой. Хотя у меня детство было похуже твоего. Да что там похуже? Это был полный отстой, если перевести на твой язык:)

Но ты так и не ответила, что бы ты включила в свой список желаний, перед тем, как стать вечно молодым, вернее, вечно молодой. Хотя подозреваю, что тебе не так уж и много хочется, половину из моего списка (если не больше) ты давно уже попробовала или сделала.

И да, я, может, и «гавнюк», как ты выразилась, но и ты не подарок, ты избалованная, высокомерная девчонка. Не знаю, говорили тебе это или нет. Подозреваю, что нет.

Расскажи про ваших синих китов. Что это за чудище такое? И как ты в него вляпалась? Мне правда интересно.

Какао».

Глупо, конечно, было писать «какао», но уже как есть. Что написано пером… напечатано в сообщении тоже сюда подходит.

Отправил.

Тут же пришел ответ:

«Говорили, ты не оригинален.

Про китов не буду. Это неинтересно.

Сначала ты.

Расскажи про детство.

ЗЫ: терпеть не могу какао».

Я и не набивался в оригиналы. Вздорная девчонка. Неинтересно… Вроде неглупая. Вот правда, как угораздило вляпаться-то? Тоже так развлекается? Или настолько несчастная, что тянется ко всем, кто хоть как-то проявляет к ней внимание?

Заварил чаю. Некрепкого, разумеется. Сидел с чашкой в руках, вдыхал земляничный аромат. Понятно, что химия, но приятно щекочет ноздри. Не хочу ни к каким врачам. Не хочу никаких лекарств. Ну, разве что немного обезболивающих. Совсем немного. Зато быстрее все закончится.

Позвонил Валера:

– Куда пропал?

– Куда я могу пропасть?

– Вообще, есть куда.

Помолчали. Валера нарушил тишину первым.

– Заходил в твою группу…

– Тогда ты все знаешь.

– Знаю.

– Можешь поглумиться.

– Да что глумиться? Просто я был прав.

– Был. Молодец ты, Валера, знаешь жизнь.

– Да иди ты.

– В последнее время мне часто это говорят, – улыбнулся я. – Не волнуйтесь, ребята. Я скоро уйду. Очень скоро.

– Дебила кусок.

– У меня чай стынет.

– Погоди, ты знал, что у «Кино» есть песня «Дерево»?

– Я не люблю «Кино».

– Я тоже. Но тут случайно наткнулся. Ты тоже послушай.

– Не буду я ничего слушать.

– Прикольная песня.

– Я типа дерево?

– Типа вся наша жизнь – дерево, – философски заметил товарищ. – Заехать к тебе?

– Давай, только не сегодня, – и отжал трубку.

Значит, так он обо мне думает: «Еще чуть-чуть, и он станет деревом, или уже стал?» Ну-ну, спасибо. Сам заставил идти к доктору, а теперь…

Вот что за люди?

И сел писать ответ Луизе. Пальцы сами заскользили по клавиатуре, мозг едва успевал за ними, хотя должно быть наоборот. Я рассказал про детство, про отца, про эти чертовы обои, про школу, про кулек, про Волгоград, про Валеру, Алису, Несси, о том, как узнал диагноз, словом, про все то, что случилось со мной до сегодняшнего дня.

Пока писал, не чувствовал боли, тошноты, озноба – ничего. Вот что значит быть увлеченным чем-либо. Я понял актеров, которые на сцене играют воодушевленно и непринужденно, бегают, прыгают, чуть ли не летают, будто ничем не больны, а уйдя со сцены, обмякнув, тут же валятся с ног, бледнеют и с трудом могут шевелить конечностями. Пока ты погружен во что-нибудь, пока растворяешься в этом на сто процентов, как растворимый кофе, ничто на свете не может тебе помешать.

Когда поставил финальную точку, на часах было полпятого утра. Я помню, что решил спать всего по несколько часов. Но решить – это одно, а вот сделать – совсем другое. Не хватает трех-четырех часов больному организму, и это тоже жестокая несправедливость.

Отправил сообщение. И тут же вырубился.

Я видел сны.

Я видел много снов.

Мне снились горы, Килиманджаро.

Мне снилась трезвая мать. Довольная, в шикарном платье с меховым воротником.

Мне снилась Луиза на единороге.

Мне снилось, что я супергерой и в очередной раз спасаю целый мир от глобальной катастрофы.

И наконец, мне снился Том Йорк

Мы сидели на берегу Волги и ели вафельные стаканчики. Он загадочно улыбался, а я все время думал, как же он похож на мышь.

Не знаю, почему, но лица многих людей похожи на животных: собак, кошек, грызунов, медведей, енотов.

Мы не разговаривали, просто ели мороженое, вкусное белоснежное мороженое, а потом он встал, расправил крылья и вознесся на небо.

С этим, конечно, перебор. Какой он ангел? Но сну не прикажешь, как снится, так и видишь.

Проспал я, страшно подумать, четырнадцать часов. Не слышал ни звонков телефона, ни звука смс, ни сигналов оповещений ВКонтакте. И должен сказать, что нет ничего прекраснее, чем просто хорошенько выспаться, не думая ни о чем на свете.

За окном кипела жизнь, а мне было параллельно. А мне было фиолетово и серо-буро-малиново. И не только на душе. У меня реально перед глазами все было почему-то фиолетовым. Выпил таблетки. Не сразу, но полегчало.

Снова затрещал телефон.

Валера.

– Жив?

– Как слышишь.

– Когда ты научишься сразу отвечать на звонки? Пятый раз уже звоню. Волнуюсь же.

– Валер, потом. Все потом. Я в душ.

Товарищ начал было возмущаться, но я сбросил вызов и уверенным шагом направился в ванную.

Вода приятно бодрила. Капли растекались по телу, по коричневому кафелю, разбивались о дно ванной, все время двигались, бурлили, неслись. Есть что-то магическое, что-то завораживающее в воде. Во-первых, из физики нам известно, что у нее три состояния. У кого еще есть столько? Разве что у хамелеона, и то он меняет лишь цвета. А вода, даже когда неподвижна, все равно живая и так же маняща. Едва уловимый ветерок способен привести ее в движение. Не зря говорят, что вода – это жизнь, жизнь зародилась благодаря воде, жизнь зародилась в воде, в воде живут киты.

Все же неплохое желание: посмотреть на живых китов. Зря я так взъелся на Луизу. Каждый смотрит со своей колокольни, а ее колокольня изначально стоит на высоком холме. И ничего не попишешь. Думаю, африканским детям тоже не особо радостно рождаться в бедных многодетных семьях, но ничего не сделаешь. Мы лишь набор хромосом и ДНК.

Тем временем тело настолько обмякло, что